— Я предупреждал вас, что если вода находится глубоко, то насос не выкачает ее на поверхность.
Сказав это, монах пошел прочь, оставив расстроенного мастера и ошеломленных работников.
Маленький Эванджелиста не отпускал дядину руку. Как только они вышли за ворота, он воскликнул:
— Почему так происходит, дядя? Разве этот насос не откачивает воздух из цилиндра? Разве там не образуется пустота? Ведь природа не терпит пустоты! Почему же этот насос не работает?
Отец Торричелли поднял голову, задумчиво поглядел вдаль и произнес:
— Не знаю. Никто этого не знает. Одно могу тебе сказать: если вода находится глубже 32 футов[1], насос не поднимает ее на поверхность. И хотя природа боится пустоты, делу это не поможет.
* * *
— Эванджелиста, Эванджелиста!
Юноша спускался по ступенькам
Римского университета. Друг помахал ему издали рукой.
— Я здесь, Альфонсо.
— Эванджелиста, посмотри-ка! Я получил письмо. Знаешь от кого? — От самого Галилея, который приходится родственником моей матери. Верно, это письмо написано под его диктовку. Ведь он почти ослеп и очень слаб здоровьем после приговора Святой инквизиции, пославшей его на смерть. И все же он не оставляет своих занятий, следит за тем, что происходит в науке. Он попросил прочитать ему твой трактат «О движении тяжелых тел», а теперь хочет, чтобы ты приехал к нему в Арчетри.
— Это большая честь, Альфонсо, работать с таким человеком! — произнес Торричелли.
— Ты должен поспешить с отъездом, Эванджелиста, — отозвался друг. — Галилею уже 78 лет, и здоровье у него сильно подорвано.
Несколько лет спустя Эванджелиста Торричелли не раз сожалел, что слишком поздно приехал к великому ученому, лишь за три месяца до его кончины. В памяти молодого естествоиспытателя навсегда сохранился светлый образ Галилея — неутомимого искателя истины.
Теперь Торричелли был придворным физиком и математиком герцога Флоренции. Он продолжал опыты Галилея, изготовлял микроскопы, шлифовал линзы, однако больше всего его занимали эксперименты с проточной водой. Одна мысль неотступно преследовала его, но ему не с кем было поделиться своими догадками. Наконец, в начале 1644 года, после многократных просьб и приглашений, к нему в гости приехал друг юношеских лет, физик Альфонсо Борелли.
— Значит, ты считаешь, Эванджелиста, что у воздуха есть вес? — произнес Альфонсо, выслушав рассказ приятеля.
— У этого воздуха, который покоится сейчас на моей ладони? Положи на нее перышко, и я почувствую его вес, но воздух?!
