Только шашка казаку во степи подруга,
Только шашка казаку в степи жена.
Только шашка казаку во степи подруга,
Только шашка казаку в степи жена.
На Ивана холод ждём, а в Святки лето снится,
Зной "махнём", не глядя мы, на пургу-метель.
Только бурка казаку во степи станица,
Только бурка казаку в степи постель.
Только бурка казаку во степи станица,
Только бурка казаку в степи постель.
Отложи косу свою, бабка, на немного,
Допоём, чего уж там, было б далеко.
Только песня казаку во степи подмога,
Только с песней казаку помирать легко.
Только песня казаку во степи подмога,
Только с песней казаку помирать легко.
https://www.youtube.com/watch?v=gFZlZP_l7Y4
Я чувствовал, что Петрович, так же, как и я, поплыл от этого грубоватого хриплого Сашкиного баритона. И в это момент наши сознания окончательно слились. Теперь он мог узнать обо мне всю подноготную, но и мне многое стало доступно из его воспоминаний. Не все, конечно: кое-какие уголки его сознания были накрепко заперты и защищены похлеще иного банковского сейфа. Ну, так и должно быть — некоторые секреты нашей работы должны умирать вместе с нами, а тем более никоим образом не достаться нашим врагам!
Я, словно наяву, переживал ярчайшие моменты жизни моего учителя, соратника, боевого товарища и друга: сопливым юнцом я тискал выдающиеся прелести доступных горничных и таскал их по очереди на сеновал, боясь, как бы отец случайно не застукал; я со всем прилежанием исследовал открывшийся дар «осенённого», истязая себя болезненными тренировками до потери сознания и последующих жутких головных болей; первый чин и первые погоны; первые награды и первые поражения; я скакал на взмыленном жеребце, рубая окровавленной шашкой направо и налево, уже не разбирая лиц, друзей и врагов…
«Мозговой вихрь» продолжал раскручиваться все стремительней и стремительней, мешая в одну кучу куски моей биографии и жизненные вехи оснаба. Он остановился в тот самый момент, когда я последним, но точным ударом забил шариковую ручку в ухо гребанного насильника…
Глаза вновь застлало предсмертным туманом, а пробитые обломками поломанных ребер легкие горели огнем. С пузырящейся кровавой пеной на устах я сделал последний судорожный вдох и ухнул в кромешную бездну безвременья…
Смерть стылой шершавой кистью смыла боль. Я попытался вздохнуть, но не смог — в воздухе я больше не нуждался. Пришло понимание, что это конец. Однако, к моему изумлению, способность мыслить и здраво размышлять меня не покинула. Я мыслю, следовательно, я существую, — вспомнил я известное изречение Рене Декарта[1]. Значит, наше бренное существование, что бы там не утверждали воинствующие атеисты, не заканчивается с нашей смертью. Я умер, но вместе с тем продолжаю существовать!
