Но больше всего меня во всех этих речах, посвященных трагедии Смоленской катастрофы, поразили слова брата погибшего Леха Качиньского Ярослава о том, с чего должна начинаться подлинная нация, польская нация. Мало быть свободными, чтобы стать нацией, говорил Ярослав, надо еще уметь самое трудное – соединить свою свободу с правдой о себе. Не может быть свободной нация, говорил он, которая живет во лжи, которая боится правды о себе. И здесь он говорил о том, что причина Смоленской трагедии в нас самих, в нашей «польской беспечности», неумении видеть, считаться с реальностью, думать о своей безопасности, о том, что прежде всего надо сохранить нашу польскую нацию.
Но, на мой взгляд, нынешняя русская трагедия состоит не только в том, что у нас в российской истории так и не сложилась полноценная нация как единство людей, ощущающих постоянную заботу друг о друге, людей, погруженных душой не только в радости, но и в драмы своего народа. У нас не сложилась нация и как единство людей, способных перенести без уныния, без страха правду о себе, о своей истории, правду о собственной власти. Трагедия состоит еще и в том, что возрождение при Путине традиционного русского самодержавия обернулось, как я уже сказал, ростом равнодушия к страданиям наших предков. И самое поразительное – возрождение русского самодержавия обернулось непримиримым, агрессивным отношением к правде о наших слабостях, о наших ошибках. Мы, упаси бог, никогда не вспомним о тех страданиях, которые мы принесли народам Восточной Европы вместе с нашим большевистским социализмом. На самом деле сегодня мы, сами того не сознавая, превращаемся в анти-нацию, в сообщество людей, которые уже не люди, которые отвергают все, на чем держится подлинное, духовное, сердечное единение народа.
Май 2018 года
Счастье политической элиты: большинство населения России не осознает своей нищеты
Стабильность в стране держится на русском долготерпении
По традиции, добравшись из Калуги в Москву, я звонил Володе Ивашечкину, который помогал мне по дому в деревне, и докладывал ему, что я на месте и со мной все в порядке. В начале 90-х, когда я купил этот недостроенный дом у начальника Калужского военного госпиталя (было это еще во времена СССР), по хозяйству мне помогал дед Семен, ветеран войны. Но дед Семен, пехотинец, прошедший до Берлина целехоньким, не выдержал смерти своего сына Сергея, жившего с ним. Сергея убил на глазах деда Семена во время пьяной ссоры собственный сын, только что освободившийся после очередной отсидки. Прожил после этой истории дед Семен всего несколько дней. И именно тогда, после смерти деда Семена, изъявил желание помогать мне по дому Володя Ивашечкин. Он был прекрасный электрик, работящий, добрый русский человек. И поэтому я дорожил нашей дружбой.
