Конечно крик души солдата войны Виктора Астафьева тоже несет в себе какую-то крайность. Были и военачальники, как Рокоссовский, которые берегли русского солдата. Но обратите внимание: Валентин Распутин незадолго перед смертью в своем выступлении на Всемирном русском соборе говорил о том, что после коллективизации и нашей победы в Великой Отечественной войне от русского народа мало что осталось. Друзья моего дяди, маминого брата, инвалида войны, с которым я прожил значительную часть своего детства и отрочества в одной комнате, кровать в кровать, о войне говорили то же самое, что и Виктор Астафьев.
И, на мой взгляд, опасность для духовного здоровья нации идет не столько от тех, кто, как идеологи «Изборского клуба», предлагают наводнить новую Россию цитатниками Сталина, сколько от радикальных перемен в самом сознании значительной части населения современной России. Ведь на самом деле проекты газеты «Завтра» – это уже не фантазия, а отражение реального запроса, идущего снизу. Если действительно, о чем говорят социологи, более 70 % российской молодежи от 18 до 24 лет «положительно относятся к фигуре Сталина», то почему не издать, по крайней мере для них, цитатник так любимого ими вождя? Правда, от которой мы отворачиваемся, состоит в том, что отрицание самоценности человеческой жизни, поразительное равнодушие к гибели других, своих соотечественников и даже своих предков, стало ядром сознания подавляющей части населения страны. Сегодня как никогда много россиян, которые убеждены, что массовые жертвы допустимы ради достижения целей, которые видятся им великими. Если еще в «нулевые», в 2007–2011 годы только от 27 до 34 % россиян считали, что жертвы, понесенные русским народом во время правления Сталина, оправданы, то сегодня – уже половина населения.
Если смотреть на эти перемены в сознании населения нынешней России за последние 5–6 лет, особенно в последние годы, в рамках цивилизационных координат, то есть основания сказать, что посткрымская Россия ускоренными темпами порывает с основными ценностями европейского христианского гуманизма и выросшей на этой основе русской культуры. И, наверное, это не случайно. Наша, начатая во время перестройки, попытка стать неотъемлемой частью современной европейской цивилизации, не удалась. Мы опять, как в советское время, вне Европы, вне основных трендов цивилизационного развития. Мы, на самом деле, движемся не столько к величию «государственного суверенитета», сколько к какой-то недочеловечности. Отсюда и наше, шокирующее весь мир, поклонение палачу Сталину. С русским человеком происходит что-то страшное. Если, как рассказывал Александр Герцен в «Былое и думы», «пять виселиц» Николая I в Петербурге, «казнь Пестеля и его товарищей» воспринималась дворянской Россией как «страшная новость», как «страшная весть», как нечто немыслимое, то сегодня, без малого 200 лет спустя, люди, все еще называющие себя русскими, люди образованные, грамотные, как правило называющие себя православными, считают, что Сталин имел право убивать миллионы людей во имя, как говорит тот же Андрей Фурсов, строительства «красной империи». Кстати, и любимый гость «Эха Москвы» Максим Шевченко (правда, теперь он уже не православный, а мусульманин) тоже считает, что «большой террор» Сталина с его миллионными жертвами нельзя осуждать, ибо он был условием создания «русской революционной нации». Вы можете себе представить европейскую нацию, которая бы любила своего руководителя за то, что он ее систематически уничтожал, уничтожал прежде всего ее выдающихся представителей, ее цвет? Такой нации на свете нет. А мы можем, ибо с каждым днем, ускоренными темпами, с весны 2014 года мы уходим не просто из Европы, а из самого важного, что есть в европейской культуре, мы уходим от сознания самоценности и неповторимости каждой человеческой жизни.
