Из-за того, что В. Розанову было жалко старой России, он воспринял революцию 1917 года как великую трагедию, несущую русскому народу неисчислимые бедствия и страдания, неведомые со времен татаро-монгольского нашествия. «Ленин и социалисты, – писал он, – оттого и мужественны, что знают, что их некому судить, что судьи будут отсутствовать, так как они будут съедены»[8]. И что особенно актуально по сей день: из философии В. Розанова вытекало, что, если жизнь сама по себе обладает самоценностью как дар Божий, то человек не может быть «средством». И что не менее актуально и несомненно близко моей душе. А именно то, что философия жизни позволяла Василию Розанову увидеть, как он говорил, «опасность» русского славянофильства. Стоящий за славянофильством романтизм, вера в возможность другой, более близкой богу России, объяснял Василий Розанов, не только противоречит христианской идее морального равенства людей как детей бога, но толкает их к ненависти, убийству России, которая есть. И В. Розанов был прав. Николай Бердяев оправдывал зверства революции именно своей верой в ее особое предназначение, в особое предназначение русского народа. И поразительно, что Василий Розанов со своей религией «обыденности», со своей любовью к живому не только сумел раскрыть антирусскую, античеловеческую суть большевистской революции, но и ее судьбу до деталей. Это вытекало из его ощущения революции как «ненавидения». Он до конца жизни утверждал: «Революция есть ненавидение. Только оно и везде оно». А потому, как он предвидел, «битой посуды будет много», а «нового здания не выстроится». И он, Розанов, говорил, что, на мой взгляд, актуально по сей день, что в революцию приходят люди, которые, вопреки тому, что они говорят, лишены способности ощущать боль другого человека, люди, которые не ощущают ужас смерти. И я точно вижу сегодня, что в России так много людей любят Сталина, оправдывая его террор законами истории и высшими интересами российской государственности, ибо русская душа начала высыхать. За идеологией революционеров, особенно «революционершек», которых не любил Василий Розанов, стоит стремление силой, злом насадить добро, мол, «если раздавить клопа, ползущего по стене, то мы войдем в Царство небесное». «Я, – говорил В. Розанов, – не могу верить такому социализму». Василий Розанов, о чем писал он в книге «Мимолетное» (1915 г.), считал, что «добро родится только от добра, добро никогда не родится из зла».
