А в траве лежит нож, окрашенный под цвет распущенных волос Гликеле.
После того как ящерица околдовала меня в лесу, между мной и Гликеле повис невидимый нож. Я по-прежнему любил её, но издалека. Боялся приблизиться, меня пугал цвет её волос. Как я смогу их погладить? Ведь я порежу пальцы.
А потом я забыл её имя. И стал называть её, как все дети с нашей улицы: Дочка Ножа.
На Швуэс реб Эля приехал с молодой женой. Но Дочке Ножа не довелось выгнать новую хозяйку свежим веником. Днём раньше он улетел вместе с дымом.
Дело было так: Дочка Ножа ушла купаться, аптекарша на минуту вышла из дому принести опилок, чтобы посыпать пол к празднику. И тут из-под таганца на пол упала горящая щепка, от неё загорелась деревянная лопата.
Огонь кричал, чтобы его потушили, потому что он задыхается от дыма, — никто не слышал. Когда прибежали со шлангами люди в медных касках, полдома уже сгорело и огонь погас сам собой.
Деревянная кровать бабы Цвёклы загорелась снизу, все четыре ножки сразу. Бабушка лежала на ней, чёрная как головешка.
Когда прибежали люди в медных касках, баба Цвёкла повернула к ним измазанное сажей личико:
— Вроде палёным пахнет.
Это были её последние слова.
1971–1972
1
Чудесной ночью в тысяча девятьсот сорок втором году я дал обет.
И эхо моей памяти может рассказать, как я дал обет в еловом лесу, где по шею закопался в недавно выпавший рыхлый снег, чтобы волки, сбежавшись на праздник, удовольствовались лишь моей головой, ведь только она отвечает за сладкие и горькие грехи моего тела, так что пусть волки оставят в покое под снегом её невиновных слуг: руки, ноги и иже с ними. Пусть оставят их в покое, в их тёплом укрытии, словно семена из человеческой плоти, которые набухнут и взойдут, когда солнце обольёт их лучами.
Чудесная ночь началась загодя — на исходе дня. Начала двигать стрелки с четверга на пятницу.
В такую ночь мою душу измеряют и взвешивают. В такую ночь я родился и ночью с четверга на пятницу выдохну свою последнюю строку. В такую ночь ко мне приближается ангел смерти и всяческими ухищрениями пытается заманить меня в ловушку, но вдруг ангел жизни встаёт у него на пути, они выхватывают сверкающие мечи и дерутся на космической дуэли. Умертвить смерть ангел жизни, к сожалению, не в силах, но ранить её он может. Однако к следующему четвергу костлявый враг снова здоров и крепок, словно каменная стена, и бьёт себя кулаками по голым рёбрам, предвкушая победу над долгожданной жертвой.
