— Это мне понятно, — я махнул рукой. — Я не понимаю, почему этот посланник так встревожил тебя?
— Я к этому веду, — Криббе вздохнул и уронил руки на стол. — Извините, ваше высочество, но я не слишком силен в генеалогии, да и в хитросплетениях различного рода интриг, поэтому, прежде, чем рассказывать, мне нужно разобраться в них самому. — Он замолчал, я же сел напротив него за столом, и постарался не перебивать, в то время, как Гюнтер подбирает слова. Чтобы ему было проще, мы перешли на немецкий, на котором я старался не разговаривать, во всяком случае, не слишком часто. — Сейчас Мардефельд собирается в Москву, как я понял, чтобы представиться ее величеству, а также передать предложение от вашей двоюродной тетки Иоганны Елизавета Ангальт-Цербстской, в девичестве Гольштейн-Готторпской рассмотреть кандидатуру ее дочери в качестве вашей будущей супруги, — я икнул, вот это поворот. А оно мне вообще надо? Ладно, с невестой позже разберемся, что там дальше? — Это конечно мое личное мнение, но, я думаю, что предполагаемая помолвка — это всего лишь предлог для того, чтобы вернуть утраченное влияние на ее величество и убрать с игральной доски вице-канцлера.
— И это очень похоже на правду, — я задумался. — Не даром Ботта суетился. Хотя это и странно, почему он так сильно против своей страны выступал?
— Деньги, — пожал плечами Криббе. — Самый мощный рычаг давления в любые времена.
— Это точно, — я кивнул. — Но я никак не думал, что ты настолько симпатизируешь вице-канцлеру, что его возможная немилость так на тебя повлияла, — еще во время нашего возвращения в Петербург я начал обращаться к Гюнтеру на «ты», и он не возражал, видя в подобном обращении признак чуть ли не наивысшего доверия.
— Разумеется, нет, — Криббе фыркнул. — Вот только, когда прусский посланник в красках расписывал мне юную герцогиню Ангальт-Цербстскую, то упомянул, что в связи с некоторыми обстоятельствами, такими, как, например, ваш переход в православие, да и вообще ваш побег из родного дома, дал повод Адольфу-Фредрику совершить небольшой переворот и объявить себя уже не регентом, а герцогом Гольштейн-Готторпским, лишив тем самым вас герцогства.
— Что?! — я смотрел на Криббе, с трудом понимая, что он только что сказал. — То есть, как меня лишили герцогского титула? На каком основании?
— Я не знаю, — Криббе покачал головой. — Но, будучи князем-епископом Любека, ваш дядюшка вполне мог что-нибудь придумать достаточно правдоподобное.
