— Ты хочешь попросить у меня создать стеклодувню, чтобы наблюдать процесс? — Я закивал, а Елизавета нахмурила гладкий лоб. — Шувалов!
— Да, ваше величество, — вперед вышел полноватый мужчина в военном мундире.
— Напомните мне, Петр Иванович, не вы ли намедни говорили что-то про того ученого, который недавно вернулся из-за границы и сейчас обретается при Академии Наук, как бишь его?
— Ломоносов, ваше величество. Полагаю, речь идет о Ломоносове.
— Да, кажется, это он и есть. Вы говорили, что этот Ломоносов просил дозволения проводить опыты со стеклом, чтобы изучать его. В своих опытах он обещал улучшить качество и проводить химические опыты с красителями, чтобы получить более насыщенные оттенки, в сравнение с теми, что мы имеем на сегодняшний день, я ничего не путаю?
— Ваша осведомленность восхищает меня, ваше величество, — Шувалов поклонился. Вот же лизоблюд хренов.
— Ну так поручите кому-нибудь, вон, Панину, к примеру, чтобы он двух этих ученых мужей свел, и они вместе уже пущай сделают, что должно, да порадуют его высочество.
— Будет исполнено, ваше величество, — и Шувалов спорить не стал, несмотря на скривившего рожу Бестужева, который явно не был в восторге от этой идеи, и сделал знак Панину, чтобы тот подошел к нему. Я же пытался сообразить, это тот самый Ломоносов или не совсем тот, а, если все же тот самый, то какого черта он за какое-то стекло просит перед императрицей похлопотать? Но, надо было что-то сказать, и я отбросил пока мысли о Ломоносове и совершенно искренне произнес.
— Благодарю вас, ваше величество, тетушка, это очень важно для меня.
— Я жду тебя на ужине, — повторила Елизавета, и улыбнулась. — Нам будет что обсудить. В том числе и это твое странное увлечение стеклом.
Она вышла, Панин ускакал за Шуваловым, Воронцов скользнул следом, а я остался в фехтовальном зале с Криббе, который, кажется, превратился в статую, держа в руках бумаги.
— Поздравляю, господин камергер малого двора, — я помахал у него перед лицом рукой, заставляя отмереть и посмотреть уже на меня.
— Я не понимаю, — Криббе помотал головой. — Я не понимаю…
— Все очень просто. Тетушка сейчас щедра ко всем, кто так или иначе помогает ей усидеть на троне. Если бы Брюммер не пошел в разнос, я, может быть, даже и не выгнал бы его, и терпел бы его выходки. И тогда бы он был удостоен звания, полагающегося к этому званию жалования, и доступу к деньгам, которые ее величество определила на мое содержание. Только вот, боюсь, что из этих денег я увидел бы очень большое ничего. Так что, лови момент, мой друг, тем более, что конкуренция за благосклонность ее величества приближается к своему пику. Правда, если ты не хочешь связать свою судьбу с Россией…
