— Принеси еду в комнату и какую-нибудь книгу, если это вообще возможно.
— Хорошо, ваша светлость, я сделаю, как пожелаете, — он легко поклонился и резко выпрямился, глядя куда-то поверх моей головы. Я повернулся в направлении его взгляда и непроизвольно вздрогнул, ко мне широко шагая приближался Бергхольц.
— Пошли, — прошипел я, и показал пример, поворачиваясь к двери постоялого двора.
Румберга не пришлось просить дважды. Он быстро открыл передо мной дверь и вошел внутрь, пропустив меня вперед. Таверна никак не отличалась от той, в которой я проснулся. Те же покрытые непонятно чем столы, тот же острый запах гари, вперемешку с перегаром и застарелым потом. М-да, хорошо еще что у пацана желудок крепким оказался, не блюет от такого неповторимого аромата. Хотя, может быть, он просто привык. Вот чего я боялся куда больше, чем запахов, так это клопов, но что сделать в этой ситуации, я просто не знал.
В таверне было тепло. Но, начав отогреваться, я почувствовал, что меня затрясло. Вот только заболеть не хватало для полного счастья. Румберг тем временем вынырнул откуда-то сбоку и кивнул мне, приглашая проходить за собой.
Поднявшись наверх по шаткой скрипучей лестнице, я оказался в комнате, близнеце той, которая была до нее. Вот только эта комната оказалась чистой, а над кроватью присутствовал балдахин. Каждая ножка кровати стояла в плошке, заглянув в которые, я увидел воду. Ага, это должно уменьшить количество насекомых, вылезающих ночью, чтобы пожрать. Хорошо, может быть, я сумею выспаться. Меня снова пробила дрожь. Надо что-то делать.
— Румберг, вот что, принеси большой таз и кипяток, а еще горячий пунш. Я замерз, мне нужно согреться, — отдал я распоряжение вошедшему следом слуге.
— Пунш, это можно понять. Но таз? И кипяток? — он удивленно уставился на меня.
— У меня ноги как лед, я хочу их в горячую воду засунуть, чтобы согреть. Да воды простой не забудь, чтобы не совсем уже в кипяток пятки совать. И поесть что-нибудь, — в ответ на этот приказ живот протестующе забурлил.
— Вы стали лучше говорить по-русски, ваше… ваша светлость. Вы практиковались? — Румберг наморщил лоб, пытаясь понять, как так произошло.
— Ага, в карете. Мне же надо было что-то делать, когда я там один сидел, — я дрожащими руками пытался расстегнуть проклятую пуговицу на плаще.
— Это очень, очень похвально, — одобрительно кивнул Румберг.
— Я знаю, — пробормотав, я поднял на него взгляд. — Что мне нужно сделать, чтобы ты уже пошел выполнять приказ?
