Женщина вела их по лестнице в подвальный этаж. Открыла дверь, прошлепала по цементному полу, остановилась перед следующей дверью и спросила:
— Постучать?
— Нет, только если заперто, — сказал ей Берджер.
Она повернула ручку и распахнула дверь. Мэйсон не мог разглядеть внутренность комнаты, но он видел лицо экономки. При свете, падающем из комнаты, он увидел, как ее полное лицо застыло в диком ужасе. Ее губы раскрылись — и он услышал крик.
Берджер выскочил вперед. Экономка покачнулась, воздела руки, колени ее задрожали, она начала оседать. Глассмен вскочил в комнату. Оуфли поддержал экономку под мышки.
— Спокойно, — сказал он. — Что случилось?
Мэйсон протиснулся в комнату мимо них.
Кровать Чарльза Эштона стояла под открытым окном. Окно располагалось на уровне земли. Оно было подперто палкой, отверстие составляло пять-шесть дюймов, как раз столько, чтобы мог пройти кот. Кровать стояла прямо под окном, а на белом покрывале была масса грязных кошачьих следов — и на подушке тоже. В постели лежало мертвое тело Чарльза Эштона с искаженным лицом. Достаточно было взглянуть на выпученные глаза и высунутый язык, чтобы опытные люди поняли, отчего он умер.
Берджер повернулся к Глассмену:
— Не пускайте сюда никого. Позвоните в отдел убийств. Не выпускайте Сэма Лекстера из поля зрения, пока все не выяснится. Я побуду здесь и посмотрю. Начинайте!
Глассмен повернулся и задел плечом Мэйсона. Извинился. Мэйсон вышел из комнаты. Глассмен захлопнул дверь:
— Пропустите меня к телефону. Оуфли, не пытайтесь удрать.
— Почему это я должен удирать? — обиделся Оуфли.
— Не делайте никаких заявлений! Не делайте никаких заявлений? — истерически умолял Шастер. — Молчите, говорить предоставьте мне! Неужели не понимаете? Ведь это убийство! Не разговаривайте с ними. Не подходите к ним. Не…
— Закройте рот, — воинственно подступил к нему Глассмен, — или я застегну вам его!
Шастер увильнул от него, точно белка, беспрерывно бормоча:
— Никаких заявлений! Никаких заявлений! Разве вы не понимаете, что я ваш адвокат? Вы же не знаете, в чем вас хотят обвинить! Молчите! Дайте мне говорить вместо вас.
— В таких разговорах нет необходимости, — заверил его Оуфли. — Я так же хочу знать истину, как эти должностные лица. У вас истерика. Заткнитесь.
Когда все поднимались по лестнице, Перри Мэйсон, отстав, наклонился к уху Пола Дрейка.
— Побудьте тут, Пол, — попросил он, — посмотрите, что будет. Постарайтесь увидеть все, что сможете, а не сможете — пусть работают ваши уши.
