Следователь повторил еще раз, добавив несколько подробностей. В вольном переводе его речь звучала бы примерно так:
«Какая незадача, что Иван по кличке Шкипер, контрабандист и душегуб, был убит сегодня ночью. Я с арест-командой опоздал всего на пару часов. Сколько работы проделано впустую! А теперь вместо заслуженного отдыха придется разыскивать убийцу этого нехорошего человека».
— Не упражняйтесь в красноречии, господин следователь, не на рыцарском турнире в лошадиное дерьмо вляпались, — покачал головой эксперт.
— Извините, вырвалось. Спасибо.
— Магический фон хоть и слабенький, но мало ли? — мастер Николас перешел на деловой тон. — Везите останки нашему светилу колдовской экспертизы, не тащить же сюда будущего профессора. — И добавил со смешком: — Пусть Анька хоть ненадолго отвлечется от диссертации, а то совсем света белого не видит.
— Подкопченный труп, несомненно, порадует госпожу Мальцеву, — неосмотрительно фыркнул ему в тон Виктор. И тут же об этом пожалел.
— Отдых — это смена деятельности! — наставительно сообщил мастер Николас. — Ты же в страже отдыхаешь от великих свершений и прочих высокодворянских заморочек? Звали в рыцари вернуться — не пошел. Баронессой соблазняли — отказался[1]. Ждешь, пока Император лично в Гнездовск приедет тебя уговаривать?
Виктор не ответил. Равнодушно отвернулся и махнул рукой кучеру труповозки — подъезжай, пора. Велел нижним чинам грузить тела, коротко попрощался и уехал допрашивать единственного свидетеля. Казалось, следователь не расслышал последние слова эксперта.
— М-да, — чуть слышно вздохнул ему в спину мастер Николас, — ты, похоже, ничего уже не ждешь. Раньше бы вскинулся, разозлился или отшутился, а сейчас…
Городовой, охранявший место преступления, проводил Виктора взглядом, покачивая в ладони завязанные прямым узлом два кованых гвоздя-костыля. Стражник мог поклясться — до того, как железки попали в руки следователю, это были просто бруски почти в мизинец толщиной. Теперь они были похожи на корявое украшение каминной решетки.
Перед дверью в допросную Виктор вздохнул и с нажимом провел ладонью по лицу. Он не спал почти сутки, промок и замерз, но срывать злость на пацане нельзя. Замкнется, откажется говорить — и все. Последняя ниточка потеряна. Тюрьмы он по малолетству не боится, да и не за что мальчишку сажать. Остается убедить, что сотрудничать со следствием для него намного лучше, чем молчать или орать.
Так что будем прикармливать. Как напуганного щенка.
