Может мне попытаться сложить их, соединить в одно целое? И может тогда меня перестанет раскачивать из стороны в сторону, кидать из одной крайности в другую, крутить в водовороте событий, эмоций, проблем. Может тогда я смогу просто жить…
Ах, если бы у меня это получилось! Может тогда бы моя жизнь стала другой, и я бы стала более спокойной и гармоничной. И может даже поняла бы, какое оно, мое счастье и где оно?
А пока я напоминаю себе маленькую девочку, которая все время крутит в руках монетку, рассматривая ее стороны, решая, какая из них лучше, за какую из них можно получить свое счастье. Я будто бы не понимаю, что ее нельзя разделить на две противоположные части. Что она тогда перестанет быть тем, чем она является и потеряет свою ценность.
Не надо выбирать, какая из сторон монетки лучше, можно просто положить монетку в карман.
А эти взрослые качели наверное тоже можно остановить. Может попробовать сделать так же как и в детстве, просто перестать раскачиваться на них? Через какое-то время они остановятся. Там, в точке соединения крайних положений. В точке равновесия, точке свободы моих действий, точке моего осознанного выбора…
Дописав эту мысль, Амелия поставила многоточие и положила ручку на дневник. Встала из-за стола, потянулась обеими руками к небу, к солнцу которые были где-то там над крышей ее многоэтажного дома и подошла к окну. На улице дети играли во что-то. Бегали друг за другом, смеялись…
Точно так же или почти так же когда-то бегала и она. В детстве Амелия была веселой и жизнерадостной хохотушкой, часто улыбалась, звонко смеялась. А когда она выросла, то почему-то стала серьезной и унылой. Почему так произошло? Куда делся радостный смех, куда убежали ее улыбки, откуда появились эти опущенные уголки губ, едва заметные складки и морщинки недовольства на лице? Почему-то мне кажется, дело вовсе не в том, что она повзрослела…
Когда мы в детстве играли в казаки-разбойники, у нас все так легко и просто получалось.
Легко! Просто!
Почему?
Мы играли…
И если мы шли в атаку, то это было по-настоящему. И если кого-то брали в плен, то тоже по-настоящему.
Все было серьезно, но это была абсолютная игра. И всегда в любой момент можно было остановиться, если кому-то что-то переставало нравиться, или начать новую игру.
Потом, набегавшись и наигравшись, все дружно шли обедать.
И уже не было ни «своих», ни «чужих»…
У нас не было каких-то серьезных проблем. У нас все решалось легко. Мы смотрели на взрослых и удивлялись их серьезности, их заботам, их плохому самочувствию, их непрекращающимся делам и проблемам. И думали, что именно поэтому взрослые так редко улыбаются. Мы не догадывались тогда, что все происходит с точностью до наоборот.
