Соня вдруг вспомнила, как однажды столкнулась с Нинкой на рынке, куда ходила за продуктами. Прежде видела её только на фотографии, которую показывал Феденька, хвастаясь красотой матери. Особой красоты Соня не заметила, а вот вульгарности хоть отбавляй. Невысокая, плотная блондинистая тётка в коротком, открывающем полные колени, платье, с жирными стрелками на глазах и яркой губной помадой на пухлых губах подошла к Соне и уставилась на неё, окидывая презрительным взглядом:
— Так вот ты, значит, какая?!
— И какая же?
— А такая: объедки подбираешь.
— А я слышала, что это ты была для Фёдора объедками после пиршества целой футбольной команды. Я ничего не путаю?
— Маленькая женщина создана для любви, а большая — для работы.
— У любви, которую превратили в работу, уже другое определение.
— Он всё равно ко мне вернётся.
— Если только затем, чтобы прибить тебя… За то, что сына позоришь перед людьми.
— Мой сын — не твоя забота. У него есть и мать, и отец. Так мы сами между собой и разберёмся. А вот куда влезла ты? Семью разрушила, а что получила в итоге? Я хотя бы жизнью наслаждаюсь. И всегда наслаждалась. Потому что жить с огрызком не по мне.
Соня не стала продолжать разговор, повернулась и пошла прочь, ощущая брезгливость, словно прикоснулась к чему-то гадкому. Лучше бы они вообще никогда не встречались…
Какая-то всё-таки странная история с этой Нинкой. Не может быть, чтобы она отравилась случайно. И уж тем более не покончила с собой, это совсем какой-то бред. Развесёлая жизнь, многочисленные кавалеры разного калибра, пьянки да гулянки — в этом она была вся, любительница острых ощущений.
Сорок пять — баба ягодка опять. В неё словно вселился бес. И этим бесом был страх уходящей молодости. Нинка летела по жизни без оглядки, стремясь насладиться оставшимися годками, не желая терять ни единого дня удовольствий. Изрядно потрёпанная беспутной жизнью бабёнка, споткнувшаяся где-то на своём пути, не выдержавшая конкуренции более молодых и красивых?
А может, ей помогли? Сама-то она вряд ли бы решилась остановиться. Фёдор не раз ездил к ней, чтобы образумить, наставить на путь истинный. Умолял, уговаривал, грозился принять меры и отобрать Феденьку, чтобы избавить того от позора, в котором ему приходилось жить. Но Нинка только смеялась над безуспешными попытками Фёдора, потому что твёрдо знала: Феденька любит её безумно, никогда не бросит и простит ей, как матери, что угодно.
После разборок с Нинкой Фёдор приезжал злой и в бешенстве слонялся по дому, сотрясая стены дикими воплями и угрозами убить «подлую тварь». Соня уходила в свою спальню и сидела там тихо, боясь попасться мужу на глаза. Но это было невозможно, так как Фёдор сам искал жертву, на которой можно выместить бурлящую в нём ненависть.
