Когда разум Еремея понемногу начал просветлятся, он утёр слёзы и впервые внимательно рассмотрел собак. Будучи натуралистом, он отлично знал их породы, и был крайне удивлён, что в тайге на далёкой заставе, у егерей на службе состоят такие отличные по всем параметром псы.
Холод быстро завладел телом Еремея, он подошёл к одному из хотошо и обнял лохматого чёрного пса. Собака не сопротивлялась и спокойно приняла объятье. Тепло животного быстро разлилось по телу Еремея, но стоило ему отпустить пса, как дрожь снова возвращалась.
Если верить собакам, то группа и вправду могла утонуть во всём своём составе, и вернуться на заставу, чтобы просить о помощи некому. С той же стороны, если некому вернуться на заставу, то и некому рассказать о том позорном, бесчеловечном поступке Еремея.
Еремей глубоко вздохнул. На душе было тяжко и погано, но нужно было думать, какой следующий шаг спасёт ему жизнь, ведь был вполне реальный шанс вернуться в Москву и при этом сохранить незапятнанное имя.
Он отпустил собаку и подошёл к краю берега. Истоптанный его и собачьими следами снег, всё так же лежал на крепком с виду льду. Все припасы, находились на противоположной половине реки, идти за ними было бы безумием. На этой же половине находился только его рюкзак, сумка, снятый тулуп, шапка, и затянутые на половину в лёд валенки.
При мысли о том, что нужно будет ещё раз вступать на поверхность этой реки, Еремея одолевал панический ужас. Он представлял, что где-то здесь, на дне, или скорей всего в толще бегущих под силой течения вод, несутся под этой коркой сыпучего льда тела двух с-лишнем десятков людей, и нескольких лошадей.
— Э-ге-гей! Люди! Ау! — на всякий случай закричал Еремей, скорее для собственного убеждения, нежели надеясь найти отклик.
Фраза эхом разлетелась по тайге, не найдя ушей, которые были бы способны понять человеческую речь.
К Еремею подбежал белый пёс и активно начал облизывать ему замёрзшие пальцы.
— Дружок… — присел на колено и начал гладить пса за холку мужчина. — Дружище ты мой, белый, хороший… верный. Ты поможешь мне? Принеси мне, пожалуйста, тулуп, вон тот, — он указал несгибаемой кистью в стороны своих вещей. — Давай. Фас! Апорт! Взять! Принеси, тебе же не сложно, ты не утонишь… а Я утону, — блеск отчаянья снова скатывался на глазах Ерёмы.
И сколько бы не просил Еремей собак принести ему его вещи, они не пытались. Утерев покрывшуюся инеем бороду, он по-звериному закричал, да так, что бывалые псы поднялись с земли и насторожили уши.
