Песчаная жизнь | страница 4
Такие вот воспоминания вызывала у меня Дануте.
— Да, ну тебя — Дануте!
— Да, ну тебя — мой милый Дим!
Точно.
В советские времена было модно отдавать детей в русские школы. Но не только по причине интеграции, ассимиляции или еще какой — ции, часто мама или папа были просто русскими по национальности, или наоборот, и поэтому существовало два возможных варианта, отдать ребенка в русскую школу или в литовскую. Вот, к примеру, Витюху отдали сначала в литовский детский сад, потом в русскую школу, не думаю, что от этого он что-то там выиграл или потерял. Я имею в виду, что во времена сегодняшней независимости и знаменитого прибалтийского национального вопроса, было бы лучше, если бы он учился в литовской школе. Ерунда, теорема не доказуема. На самом деле, не знаю, почему я заговорил о Витюхе, а не о Дане. У нее, в общем, похожий случай, поэтому она со мной сейчас и рядышком. Это я к вопросу об её литовском имени. Но она не совсем литовка. Мама у неё русская. И так как воспитывает её только мать, то вопрос о национальности снимается. Для меня он вообще не злободневен. Мне, да и многим — все равно, на каком языке ты разговариваешь. Все дело в понимании.
Ерунда это все. Старики и политики только по этому вопросу и загоняются, уж если говорить о национализме — в основном эта штука только и обсасывается лишь ими. А как по мне, если не нравится тебе человек, русский, литовец или еще там кто — бей в лицо или плюй в глаз.
Тем более что разница стирается. Русские школы превращают в литовские. Так школа Максима Горького превращается в Gorkio mokykla. И Иван Иванов превращается в Ионаса Ивановаса. Зачастую болезненно.
Помню, как веселили нас костры и танки на улицах. Но что-то меня все тянет на воспоминания, словно пенсиона какого, а до пенсии мне еще расти и расти. Мне шестнадцать, весна на улице, год 97-ой, сижу на уроке литовского ловлю и прячу Данутины взгляды. Пытаюсь её рисовать, это получается несравненно хуже, чем мертвецы и монстры, но стать художником мне все же мечтается. По пятницам кружок рисования у Эмиля Игоревича. Сам он любитель рисовать натюрморты, немецкие домики, те самые с дымными трубами. Но он не противится моему пристрастию к изображению кровавых сцен — плати только денежку. Но я, наверное, к нему не совсем справедлив, быть может, он считает, что из меня что-нибудь да получится. Его кружок кроме меня посещают первоклассники и дети заучихи.
В кабинете литовского столы расставлены не в три ряда, а буквой «П», поэтому наблюдать за Данной и оставаться незамеченным сложно и не нужно. Мы до сих пор и словом не обмолвились. А свой интерес к ней нужно проявлять более явно.