— Что у тебя там было? — спросил Соболев.
— Одежда и кое-какие бумаги.
— Важные бумаги?
— Давнишнее-предавнишнее дело. Я люблю на сон грядущий перечитывать старые уголовные дела. Видно, не только я…
— Думаешь, из-за бумаг?
— Еще у меня были клевые плавки и презервативы в виде разных зверюшек…
— Не дури!
— Ларка, кто это был?
Михаил наконец пришел в себя и мог взяться за новое расследование.
— Я его не разглядела. Вернее, он не дал себя разглядеть. Когда я вошла в коттедж, этот человек прятался в стенном шкафу. Я решила заправить твою постель и обнаружила пистолет…
— Стоп! Он видел у тебя оружие?
Тренина пожала плечами.
— А ну-ка встань, где стояла.
Миша закрылся в стенном шкафу, оставив небольшую щель. Так они провели следственный эксперимент и удостоверились, что злоумышленник не видел пистолета.
— Я услышала скрип, и он схватил сзади меня. Пригрозил убить, если обернусь.
— Какой у него голос?
— Он говорил шепотом.
— Что было потом?
— Начал меня лапать. Но тут Димка объявил последнюю песню, и незнакомец заторопился. Я слышала, что он отходит к окну, а не к двери. Я выстрелила, когда он стоял на подоконнике и собирался прыгать вниз.
— Как он выглядел?
— Я не смотрела!
— Стреляла зажмурившись?
— Но я попала! Я точно попала! Потому что он вскрикнул! Он закричал и рухнул вниз!
— Возможно, — Миша недоверчиво ухмыльнулся, — но лучше бы ты не стреляла, а как следует его разглядела.
— От него пахло чем-то неприятным, — вспомнила Лариса. — Кажется, бензином.
— Понятное дело. Он наверняка был за рулем.
— Думаешь, это связано с Ксюшей? — вмешался Соболев.
— Глупости! Я же сказал, дело старое, твоей Ксюши и на свете еще не было! Кстати, завтра приезжает Крылова. Готовьтесь к встрече.
— Она приедет прямо сюда? — На Юре лица не было.
— А куда же еще? Вам держать перед ней ответ. — Блюм был явно не в духе.
— А я собирался завтра в город, навестить Маликову, — хватался за соломинку смертельно уставший от лагерной жизни массовик-затейник.
— Ничего, послезавтра навестишь…
С утра Юра репетировал в актовом зале вечер памяти Александра Вертинского. Из десяти романсов, подготовленных для вечера Ларисой, он отобрал только шесть и попытался с теми же девочками, что участвовали в опере, выстроить к романсам видеоряд.
— У тебя дар Божий, — не переставала удивляться Тренина.
— Жаль только, нет этой дрянной девчонки, — сказал он шепотом.
Лариса загрустила. Она боялась думать о Ксюше.
Все выстраивалось превосходно, хотя опять-таки смущал возраст актрис. Порой ему казалось, что они не понимают, о чем поют и что показывают на сцене.
