Буслаева лишь развела руками и пообещала найти новый кредит, но Юре хватило ума отказаться.
Он переворошил весь свой блокнот с телефонами и услышал в эти дни много советов разумных и дурацких, но в конкретной помощи отказывали все.
Отчаянье росло с каждым днем. Уже бессонными ночами посещали мысли о самоубийстве. Такие легкие и такие подленькие. А сон под утро был коротким и чутким. И снилось чаще всего море и пустынный пляж. Морские сны принесли воспоминания о безмятежном прошлом, об отпуске, однажды проведенном в Абхазии, о… Господи! Гиви Елизария был как раз из тех мест, где море и пляжи. Он тогда тоже работал в комсомоле и заочно учился в юридическом. Они быстро сошлись, нашли общий язык, во время райкомовских разборок стояли друг за друга горой. Да что говорить, даже обедать не могли один без другого. Потом их пути-дорожки разошлись. У «челнока» нет времени на друзей. Юра слышал от кого-то, что Елизария теперь в районной прокуратуре, и это его почему-то немного пугало.
«У кого был друг-грузин — тот познал настоящую дружбу», — говаривал покойный дедушка, прошедший войну и сталинские лагеря.
Гиви был последней надеждой на спасение. Но в блокноте у Соболева не оказалось самого необходимого телефона. В пору их дружбы Елизария кочевал с квартиры на квартиру, не имея постоянного пристанища.
Номера старых телефонов отзывались непонимающими и даже недовольными голосами. Юра догадался, что это лишь всего-навсего новые квартиросъемщики, которым нет дела до чужих проблем.
И тогда он решился. «Елизария сейчас работает в суде», — ответили в прокуратуре. «Елизария? Он занят. Позвоните после обеда».
В тот день Соболеву казалось, что его наручные часы идут чересчур медленно.
«Гамарджоба, дорогой! Сколько лет, сколько зим!» — «Гиви, я попал в скверную историю…» — «Приезжай! Немедленно приезжай, слышишь?»
Он принял Соболева в своем маленьком кабинете, несмотря на очередь в коридоре. Каждый шел к нему со своей бедой.
— Я — сегодня без обеда, — сообщил Гиви, — так что могу позволить себе десятиминутный перерыв и чашечку кофе. Уложишься в десять минут?
И Юра постарался — изложил вкратце все самое главное. Гиви ни разу не перебил его, только хмурил брови и сочувственно кивал.
Соболев не видел выхода из создавшегося положения, но верил в мудрость помощника судьи. Гиви всегда был мудрым, даже в свои двадцать лет, когда только отслужил в армии и выдвинулся на комсомольскую работу.
— Ты завтра с утра свободен? — спросил он, когда Юра закончил. — Позвони своему Парамонову, предупреди, что завтра приедешь в одиннадцать часов. И не один, а с другом…
