ТЕМИРОВ
(выходя с Рубиным)
Есть у вас познания в теории мундира,
Этого оспаривать не стану,
Но сказать, что лейб-гвардейцы кирасиры…
РУБИН
Да-да-да, носили белые султаны!
Проходят.
МОСТОВЩИКОВ
(выходя с Дивничем)
Круто ж ваше христианство, круто.
Значит, в мир несёте вы — не мир, но меч?
ДИВНИЧ
Что же нам? Под колесницею Джагарнаута
Как рабам расслабленным полечь?
Проходят.
КЛИМОВ
Нам понять американцев? Винтиков у нас на это нет!
Выдают консервы. С розовой телятиной.
В банке — не пробоина, но маленькая вмятина,
Всё равно — в кювет!
Вот такие ящики целёхоньких галет! —
Угол где надбит, чуть в упаковке неисправа —
Всё равно — в канаву!!
(Смеётся.)
ХАЛЬБЕРАУ
(напевает за работой)
Унд варст ду кранк, зи пфлегте дихь,
Ден зи мит тифем шмерц геборен.
Унд габен алле дихь шон ауф, —
Ди муттер габ дихь нихт ферлорен.
ПЕЧКУРОВ
Ну, служил бы я в полиции, пошёл бы я в РОА, —
В пленном лагере четыре года, а?!
Старшим не был, с палкой не ходил,
На чужой беде не наживал румянца —
Доходил!
Выносил параши!
Хоть освободили б нас — американцы! —
И в глаза их не видал! Освободили — наши!
ВОРОТЫНЦЕВ
Наши, Ваня, это скользкое словцо.
Что в них наше? Звук фамилий? Русость на лицо?
После всех расстрелов, лагерей, колхозов,
уксуса из чаши —
Отчего б они вдруг стали наши?
РУБИН
(выходя с Темировым)
Да, я коммунист, притом ортодоксальный.
И каков бы личный жребий мой печальный…
Проходят.
ГАЙ
(у него правая рука ранена, подвешена на перевязи)
Наш, советский генерал: «Бойцы! — назад!»
А американский: «Почему?
Извините, вы у нас в гостях, а наш обряд —
Что садится и простой солдат
С генералом к одному столу!»
КЛИМОВ
От-торвал!!
ГАЙ
Рванула на бросок
К угощенью братия!
КЛИМОВ
Ничего не скажете, — урок
Демократии!
Темиров и Рубин минуют жующего Давыдова. Давыдов ловит Рубина за край простыни.
ДАВЫДОВ
Лев Григорьич! Угощений немудрецких
Сядемте, покушаем, прислали тут друзья…
Некому открыться: истинно-советских
В камере лишь двое — вы да я…
РУБИН
Да, но я… повременю
С лёгкостью такой искать себе родню.
(Проходит.)
ЕЛЕШЕВ
(Холуденеву)
Юный друг мой! Сединой увенчан,
(поднимает руку к волосам)
…Ах, острижен я… сказать сегодня смею:
Жизнь свою я прожил ради женщин
И ничуть о том не сожалею.
ДИВНИЧ
(выходя с Мостовщиковым)
Да, я соучастливо немею
И пред тёмной глубиною неба звёздного,
И пред красками восхода и заката,
И перед рыданием раскаяния позднего
Моего страдающего брата.
Я люблю людей в их бренной обволоке,
В том грехе, которым души отенетили, —
Завещал Господь любить людей в пороке, —
