— С умолчанием о самоубийстве Евдокии Ломской порядок, — с довольным лицом рассказывал Шаболдин, — в управе о том знают четыре человека всего, да я с отцом Романом. Ломскому я сказал, что её в монастырь отправили, как и его недавно. Испугался...
— Как он, кстати? — стало мне интересно.
— Всё так же, — усмехнулся пристав. — Ведёт себя тихо, на вопросы отвечает, изворачиваться не пытается, аж подозрительно... Но мы с Фёдором Павловичем его за эти дни мало видели, список проверяли. Потом да, допросили доктора по некоторым вопросам, что по итогам проверки появились. Но не в том дело. Давайте, Фёдор Павлович, вы начинайте. Только сначала по рюмочке!
Как раз принесли можжевеловую водку, сыры, ветчину и паштеты. Дождавшись, пока половой уйдёт и плотно закроет за собой дверь кабинета, Борис Григорьевич предложил выпить за общие успехи. Ну это да, как же за успехи-то не выпить...
— Милёхин и правда обкрадывал подопечную племянницу, — начал рассказывать Елисеев. — Использовал её деньги для игры на бирже. Вроде как взаймы их брал, но без её ведома, без ведома поверенного, ну и сами деньги возвращал полностью, а вот от прибылей, с них полученных, большую часть присваивал. Бумаги он подчищал искусно, там всё как бы в порядке, но ежели сравнивать с биржевыми выписками, картинка совсем другая получается. И надо ж было такому случиться, что маклер, по поручению Милёхина те деньги обращавший, сорвал на совсем другом деле большой куш, на радостях напился, спьяну споткнулся и сломал себе ногу. Его свезли в Головинскую больницу, где он по пьяному делу и начал хвастать доброму доктору, какой он удачливый да богатый, и как щедро он доктора вознаградит... А дальше Ломский на него магией поднажал, тот и расказал всё без утайки. Доктор его и выписки сделать заставил.
— Да уж, что у трезвого на уме... — припомнил я народную мудрость, за что мы тут же и выпили.
— Про Фиренского проболталась хозяйка комнаты, что он снимал для встреч со своим любовником, — продолжал Елисеев. — Прихворала, обратилась в ту же Головинскую больницу, а там такой обаятельный и внимательный доктор Игнатий Федосеевич. Вот она ему и рассказала, что дескать, два содомита у неё комнату снимают, а она, бедная да несчастная, и рада бы их погнать поганой метлой, да в деньгах очень уж нуждается, а они, значит, платят, да не торгуются. Доктор Ломский её потом и дома навещал, как бы для лечения, а заодно и чтобы в ту комнату проникнуть да в бумагах порыться, не иначе...
