— И что же, Алексей Филиппович? — на правах давнего знакомого спросил Шаболдин.
— Я человек в губном сыске посторонний, — Шаболдин с Елисеевым одновременно усмехнулись, оценив мою скромность (копейки в три, не выше), — но с непереносимостью инкантации раньше встречался только в виде заклятия на верность. А об этой самой непереносимости как таковой первый раз только от вас, Фёдор Павлович, и услышал. О том, чтобы доктора давали заключение о такой непереносимости, тоже. Не могли бы вы узнать в городской губной управе, встречались ли подобные случаи раньше, особенно никак не связанные с доктором Ломским? И хорошо бы, чтобы городская управа навела о том справки и в губном ведомстве Палаты внутренних дел, дабы проверить, как с этим обстоит не только в Москве, но и во всём Русском Царстве.
Приставы растерянно переглянулись.
— Хм, а и то верно, Алексей Филиппович! — первым опомнился Елисеев.
— Давайте ради такого случая ещё по рюмочке? — поддержал его Шаболдин.
Я спорить не стал, и мы снова выпили. На волне душевного подъёма оба пригласили меня присутствовать при допросах Ломского, о том, что допрашивать его будут и в Елоховской управе (по делу об убийстве Жангуловой), и в Замоскворецкой (по делу Малецкого), мы уже договорились. Я, разумеется, был не против, но всё же возразил, что пока не хочу светиться перед Ломским, чтобы тот не обратил внимания на Лиду. Знает он о её роли в деле или нет, мне проверять опытным путём совершенно не хотелось. Приставы со мной согласились, но непреодолимой сложностью для нас это не стало, общими усилиями решение задачи мы нашли.
Дело после этой встречи представлялось мне примерно так: доктор Ломский каким-то образом вызнавал у своих пациентов некие подробности их жизни, каковые они по тем или иным причинам не желали предавать огласке, затем через девок Аминовой передавал их Бабурову и Лизунову, те, в свою очередь, сообщали Малецкому и тот начинал вымогать у несчастных деньги, угрожая в случае невыплаты оных разгласить неудобные сведения публично или же, как это было с Бермуцевым, сообщить их заинтересованным лицам. Тут, правда, оставался ещё вопрос о заполучении Малецким доказательств тех сведений в виде каких-либо бумаг или чего другого, но когда знаешь, что именно нужно найти, искать легче. Про того же Бермуцева, например, Малецкий сначала мог узнать о том, что он занимал у Гирсона, а потом выкупить у Гирсона долговую расписку.
Само собой разумеется, что такая совместная воровская деятельность держалась исключительно на деньгах. Ломский получал деньги за наводку, девки и Бабуров с Лизуновым — за передачу, Бабуров и Лизунов ещё и за прикрытие встреч Малецкого с его жертвами, наверняка ещё кто-то помогал бесчестному вымогателю добывать то, что в прошлой моей жизни назвали бы компроматом, и тоже не бесплатно. Но в один прекрасный, хотя это для кого как, день в этой налаженной системе что-то пошло не так и не туда. Кто-то из сообщников Малецкого решил перераспределить доходы от вымогательства в свою пользу, убрав из дела его главаря, наверняка забиравшего себе львиную долю тех самых доходов. Малецкого сдали губным, подбросив донос, и... А вот что и как пошло там дальше, это уже был вопрос на вопросе.
