В такие томные вечера лучше всего разумеешь смысл тутошнего слова «маньяна»[1], сущего девиза всей Латинской Америки. Его лениво тянут и мексиканцы, и эквадорцы, и кубинцы. Лежишь в сладостном ничегонеделаньи, дремотно созерцая мир… Тебе удобно, тепло, хорошо… И бутылка рома под рукою…
«Пошли, поработаем ударно!» – звучит энергичный голос Человека-которому-больше-всех-надо.
«Маньяна…»
«Да пошли!»
«Да маньяна же…»
Откинувшись в шезлонге, я переваривал хвосты лобстера, и благодушествовал. То, что произошло со мною днем, лишилось тени страха и неразличимо слилось с обыкновением. Подумаешь, брейнсерфинг…
– Пойду, окунусь! – не утерпела Рита, упруго вставая.
– Поздно уже, – я беспокойно заерзал.
– Ну, разо-очек!
– Да плыви уж… – мои губы недовольно скривились, и тут же расплылись, поймав благодарный поцелуй.
Смутно видимая девичья фигура растворилась в полутьме, а я как раз вспомнил Ритину просьбу – «поюзать» мою новую способность, и узнать, как там Инна.
Долго же я мучился, пока, сосредоточившись, не поймал давешнее ощущение гулкой тишины, не нащупал в сумеречной дали Союз, Москву, роддом на проспекте Калинина…
Инна, измучанная и счастливая, спала в небольшой, уютной палате, а сверток с лупатым дитём ворочался неподалеку, чмокая соской. Мальчик. Мой сын.
Радости не было. И то бестолковое ошеломление, что я испытал сорок лет назад при встрече с новой жизнью, не лишило меня покоя. Помню, прекрасно помню. И дочь, и внучек. Они остались там, в неразличимом будущем. Хотя… Кто ж его знает, это время? Могли и не родиться…
Я дернул головой, словно вытряхивая из нее беспокоящие мысли. А Инночка…
Всё должно было произойти совсем-совсем иначе! Инка в невестином платье, и я рядом на свадебном фото… И еще один снимок из семейного альбома – гордая Хорошистка доверяет мне чадо, закутанное в одеяльце… Но не вышло.
«И хорошо, что мы расстались, – подумал я. – Иначе…»
Мои глаза тревожно забегали, отыскивая Риту. А, вон она, плещется… Может, и правда, любовь к Инне была лишь наваждением?..
Неожиданно я расслышал в себе, в своей голове чужой голос, бесплотный, но ясный.
«А это кто еще тут балуется? Хм… Эй, вы взяли мою мысль?»
«Взял, – сдумал я, холодея. – Кто вы?»
«Пока это неважно, – решительно отмел голос мой вопрос. – М-м… Ага… Вы на Кубе. Офицер?»
«Нет».
«Айн момент…»
Протекла минута или чуть больше – я успел собраться внутренне.
«Так вы из наших… – прошелестело в голове. – Знаете Корнилия?»
«Знаю…»
«Ага, ага… Михаил Гарин. Он же «Миха», он же «Хилер», он же «Ностромо». Так-так-так…»
