* * *
Вечером мы собрались в номере гостиницы – я с Ритой, Ромуальдыч и Корнилий. Люстру погасили для пущей атмосферности, лишь тяжелая настольная лампа заливала светом столешницу. Старец склонился над рукописью, близоруко щурясь, и шевелил губами.
– Непонятное что? – заерзал Вайткус.
Корнилий медленно покачал головой.
– Нет, писал человек грамотный, и почерк каллиграфический, буковка к буковке… – он пристально глянул на меня. – Это вовсе не записная книжка целителя, как вы предполагали, Миша. Ваш предок не делится секретами… Вернее, делится, но…
– Что-то вы мямлите, батюшка, – сощурился Ромуальдыч.
– Я не священник, – бледно улыбнулся Корнилий. – Просто… Миша, это даже не дневник. Это письмо. И оно адресовано вам.
– Да не может быть… – затянула Рита, и смолкла, с легким испугом взглядывая на меня.
Я же в этот момент чувствовал знобящий холодок – и немного смешную гордость за предка. Смог-таки! Достучался, дозвался!
– А доказательства? – Вайткус навалился грудью на стол.
– Да вот же! – Корнилий поводил пальцем по строчкам с завитыми хвостиками, и перевел: – «Пишу к тебе, Михаил Петров сын, роду нашего продолжатель и за Гариных, будущих и былых, заступник. Народишься ты на свет… так… тут от сотворения мира… м-м… ну да, в лето тысяча девятьсот пятьдесят восьмое… м-м… пишу о том не из гордыни, а доверия твоего для. Аще… м-м… если Силы соберу поболе, то прозреваю грядущие лета. Молю бога, чтобы не ошибиться мне, но должен ты облечься давеча Силой великою. Помни – то весь род твой делится ею с тобой. Я, Онфим, Радомир из Новугорода, Рогволт Меченосец, Халег Степняк и прочий люд. Все мы с тобой, правнук правнуков моих. А Сила пригодится, бо могущественные вороги грозят тебе…»
Корнилий читал, запинаясь порой, в глазах у Риты разгоралась тревога, а я успокоительно улыбался ей, не притворяясь нисколько.
Олександр, Онфим, Радомир… Они давно умерли, ибо смертны, как все. Но, пока мои предки живы – там, в своих родных временах, – они вечны.
Парадокс? Пускай! Но он греет пуще всякого огня.
Среда, 9 ноября. Ближе к вечеру
Москва, улица Малая Бронная
Солнце село где-то за Химками, но сумерки пока не налились той чудной прозрачной синью, что заволакивает видимый мир, пряча скучную суетность и выставляя напоказ ежевечернее волшебство.
За окнами квартиры Игоря Максимовича скорбно качалась голая ветка, словно отмахиваясь от студеного ветра, а по эту сторону стекол разливалось живое тепло.
