я уже не алагбато. – Улыбка Мелу стала горькой. – Больше нет.
Меня охватил страх, похожий на дым от угольной ямы, но я заставила свои тревоги умолкнуть. «Ты хочешь найти Леди или нет?»
Я подобрала мешок, из которого выпала большая часть манго, и взяла Мелу за руку. Он осторожно обхватил мою ладонь: пальцы провожатого оказались жесткими, будто из бронзы. На предплечье у него блестел украшенный изумрудами наруч: когда я случайно коснулась широкого браслета, он меня обжег.
– Осторожно, – пробормотал Мелу.
Мы вышли на поляну, где росли акации. Над гладью озера хлопали крыльями цапли. Воздух пах лилиями и фиалками, кусты шелестели бессловесную колыбельную.
– Ты здесь живешь? – спросила я восхищенно.
– В некотором смысле, – ответил он. – Первую тысячу дней все было прекрасно. Но постепенно пейзаж начал меня утомлять.
Я моргнула в недоумении, но он не стал пояснять, только показал на мягкую темно-красную почву под ногами:
– Вот тут.
Я осторожно прижала ухо к земле. Мне никогда еще не доводилось забирать историю из места, которое было больше, чем моя спальня. Знакомый жар охватил щеки и ладони, когда разум зарылся в почву, цепляясь за самое сильное воспоминание.
А крылатый мужчина и цапли исчезли.
* * *
Поляна стала моложе: теперь на ней – меньше акаций и кустов. День в самом разгаре. Вода в янтарном озере – чистая и прозрачная, нет ни рыбы, ни мух-однодневок.
Сердце пропускает удар: Леди, моя Леди, небрежно облокачивается на прибрежный камень. Ее отражение в воде превращается в солнечную мозаику, искажающую лицо и облако полуночно-черных волос. Одежда измята и местами порвана, сандалии изношены до дыр. Я беспокоюсь: «От чего же ты бежала, матушка?»
Леди окунает в воду наруч с изумрудами. Она что-то шепчет, нежно целует браслет: драгоценные камни вспыхивают и гаснут.
Потом она откладывает наруч в сторону и зовет алагбато:
– Мелу!
Она пробует слово на вкус, растягивая оба слога, как песню.
– Мелу, дорогой! Не выйдешь ли поиграть?
В ответ – тишина. Леди смеется – глубоко и низко.
– Провидцы говорят, что алагбато не любят людей. Некоторые даже сомневаются, что ты существуешь, Великий Мелу, хранитель Суоны. Но я знаю, что ты меня слышишь. – Она достает из кармана зеленый флакон и слегка наклоняет его над озером. – И слышишь прекрасно.
Горячий ветер проносится над поляной, вылепливая из пыли и глины высокого стройного мужчину.
Его крылья сияют кобальтово-синим, как едва разгоревшееся пламя, но голос у него ледяной:
