Одновременно ощутимые потери страна понесла и на своих северных рубежах. Оживившиеся в отсутствие короля шотландцы не бездействовали: если в 1337 году англичане контролировали всю низинную часть Шотландии к югу от реки Форт, а также графство Файф, то к концу 1340 года они с трудом удерживали только пограничные крепости Берик, Роксборо, Джедборо и Лохмабен, а кроме того замки Стерлинг и Эдинбург. Впрочем, последний также недолго оставался в их руках — он был отбит отрядами Уильяма Дугласа, лорда Лиддсдейла, в апреле 1341 года.
* * *
До крайней степени раздражённый обрушившимися на него неудачами, король Эдуард III с женой и небольшим отрядом тайно оплыл из Гента и неожиданно для всех высадился в Лондонском Тауэре в ночь на 30 ноября 1340 года. Хранителя в Лондоне не было, и крепость стояла, погруженная в темноту. Король беспрепятственно прошёл через неохраняемые ворота, и лишь во дворе его встретил помощник констебля, который приветствовал своего повелителя, преклонив колено.
Сходу, особо ни в чём не разбираясь, Эдуард III обвинил советников, помогавших его сыну управлять Англией, в бездействии и финансовых злоупотреблениях. Всех высших должностных лиц немедленно вызвали для объяснений прямо из кроватей. По прибытии в Тауэр они были схвачены и заперты по отдельности в разных помещениях для последующего допроса. В один миг потеряли должности почти все члены совета при хранителе королевства Эдуарде Вудстокском, а также констебль Тауэра сэр Николас де Ла Беш, лорд-мэр Лондона сэр Эндрю Обри, главный судья Суда общегражданских исков сэр Джон Стонор, хранитель архивов Джон Сент-Пол, Томас, лорд Уэйк, сэр Джон Молинз, финансисты Уильям и Ричард Поулы и Джон Палтни, а также клерки канцелярии и казначейства. Лорд верховный канцлер Роберт Стратфорд, епископ Чичестерский, и лорд верховный казначей Роджер Нортборо, епископ Ковентрийский, предстали пред гневные королевские очи только на рассвете и также были немедленно отстранены от своих светских должностей. Джон Стратфорд, архиепископ Кентерберийский, предпочёл до поры не показываться на глаза разъярённому самодержцу.
В своём раже Эдуард III не покарал лишь сына. Во-первых, он не хотел ставить под сомнение авторитет хранителя Англии, а во-вторых, даже в приступе ярости осознавал, что спрашивать надо не с десятилетнего ребёнка, а с его советников. Да и сами попавшие в немилость придворные не пытались прикрыться именем герцога Корнуоллского или переложить на него хотя бы часть вины. Архиепископ Кентерберийский, к примеру, в своей тщательно составленной защитительной речи, по пунктам опровергавшей королевские обвинения в дурном управлении и даже государственной измене, ни словом не упомянул об Эдуарде Вудстокском.
