В чем смысл тепла и покоя, почему победную точку хочется сделать отрезком, лучом? На какой странице, десятой, двадцатой, если нанизывать и нанизывать линейки и клетки, не размыкая рук, не отрывая губ, веревочка игры легкомысленной станет удавкой, как утолить жажду и при этом не утонуть?
Эх, Каравай, что же ты бросил собрата, сукин ты кот? Ножки не тренировал, географией края родного не интересовался, в топологию заповедного бора вникать не хотел.
- Доброе утро, Ирина Ивановна. Имеется предложение дельное - добить закипающее вино.
Щедрый остаток жидкости, перенасыщенной окисью углерода, располовинить. Костяшки золотых булек откинуть, освежающей горечью наполнить рот, нос и пищевод.
- Леша, давай купим еще одну.
Замечательная идея. По серым плитам песчанника спустимся на исписанное каракулями трещин асфальтовое полотно дороги. Жаль, что арабский мы не понимаем. Зато в роще будем опять валять дурака под тополями на скользкой траве, если, конечно, кое-нибудь семейство в чащу не забралось, чтоб всей оравой терзать и мучить беззащитный воланчик.
А потом, мы пойдем по мосту над тяжелой водой и легкими суденышками, вдоль немытых перил и полированных рельсов, а хваты-трамваи в бандитских тельняшках окраины будут нас обгонять, демонстративно вихляя задами...
- Руку!
- А ты, между прочим, знаешь, что там на горе за кустами сидел человек и подглядывал.
- Ну?
- И хочешь скажу, кто это был?
- Говори.
- Караваев!
- Правда? Надо же. Удивительный, редкостный негодяй!
ЧЕЛОВЕК В ФУТЛЯРЕ
Ночами, под речетатив товарняков и скороговорку транс-сибирских экспрессов, ему снился мотоцикл. Свирепая зеленая железяка с самодельной задней беседкой и ящиком-люлькой. Надо же, сумел ведь кто-то поймать птенца двухголового змея-горыныча, связать, спеленать, прикрутить, привинтить к стальной раме под бомбочку бензобака, рычи, грохочи, плюйся огнем и дымом, все равно заведешься, все равно повезешь!
- Дядя Коля, дядя Коля, a он немецкий?
- Турецкий!
Дядя Коля не любит соседского пацана Андрея. И родителей его и всех прочих обитателей шахтерской улочки, стекающей черными бурунами земли и шлака от подножия водокачки к дырявой ограде сталинской школы. Он отгородился от них желтыми плахами без щелочек и просветов, подслушать можно, но подглядеть никак.
Но и этого вполне... более чем, если честно сказать, достаточно.
- Ишь Юнкерсы полетели Берлин бомбить, - кажется трясется весь дом, ставни, тарелки, кошка на стуле и только улыбка на лице отца желта и неподвижна. Его высота - терриконик. Вдоль болтливого жд полотна всю войну шесть встречных составов, злых как собаки, дорога до черного с мокрым флажком копра, шесть попутных, легких как птицы, дорога домой. Три заплаты на кирзачи, да разок подшитые валенки, а трофеев никаких.
