без окон. После пары кругов (бутылки темного стекла столпились на узком столе) Дейл Картрайт, понизив голос, спросил Элейн, способна ли она несколько дней хранить тайну. «Знаешь, кто такая Антония Друбински?» – спросил он. Элейн, как и все остальные, знала, кто такая Антония Друбински, не только потому, что та была одной из местных ветеранов и ее уже дважды арестовывали за беспорядки в общественных местах (где «беспорядки» следует читать как «протесты против войны во Вьетнаме», а «в общественных местах» – как «перед посольством США»), но и потому, что о местоположении Антонии Друбински уже несколько дней ничего не было известно.
– Ну, не то чтобы ничего, – сказал Дейл Картрайт. – Кое-что известно, просто они не хотят, чтобы узнали все.
– Кто не хочет?
– Посольство. КАУЦ.
– А почему? Где она?
Дейл Картрайт посмотрел по сторонам и пригнул голову.
– Ушла в партизаны, – сказал он почти что шепотом. – Вроде собирается делать революцию. Но это неважно. Важно, что ее комната теперь свободна.
– Комната? – переспросила Элейн. – Та самая?
– Да, та самая. Которой вся группа завидует. И я подумал, что, может, ты захочешь туда въехать. Сама понимаешь, жить в десяти минутах от КАУЦа, мыться теплой водой.
Элейн задумалась.
– Я же не за удобствами сюда приехала, – сказала она в конце концов.
– Мыться теплой водой, – повторил Дейл. – И не надо будет переть напролом, как квотербек[60], чтобы выйти на своей остановке.
– А как же семья?
– А что семья?
– Им платят семьсот пятьдесят песо за то, что я у них живу. Это треть их дохода.
– А это тут при чем?
– Не хочу отбирать у них деньги.
– Да что ты о себе возомнила, Элейн Фриттс, – сказал Дейл с театральным вздохом. – Думаешь, ты единственная и неповторимая? Что за чушь! Дорогая, только сегодня в Боготу прибыли еще пятнадцать волонтеров. В субботу будет еще рейс из Нью-Йорка. В этой стране сотни, а может, и тысячи таких же гринго, как ты и я, и многие из них приедут работать в Боготу. Поверь мне, твою комнату займут раньше, чем ты соберешь че-модан.
Элейн отпила пива. Позже, когда все уже случится, она вспомнит это пиво, сумрак магазина, отражение догорающего заката в стекле прилавка. «Там-то все и началось», – подумает она. Но в тот момент, получив прозрачное предложение Дейла Картрайта, она быстро все просчитала и улыбнулась.
– А откуда ты знаешь, что я проталкиваюсь, как квотербек? – спросила она наконец.
– В Корпусе мира все всё знают, милая. Все всё знают.
