— Нет дураков! — кончил он свой рассказ. — Если мы не нужны, то мы и по домам можем. Пускай уж нам будет хуже!
— Оно так-то так, да усидишь ли дома?
Федор Иванович стал рассказывать ему о последних событиях на Украине, о том, что война с Центральной радой неизбежна. Может быть, к концу зимы вся Украина будет уже сплошным фронтом.
— Да уж и сейчас идет война на Донбассе — с Калединым! Значит, расползаться по домам, как мыши, не выход. Да еще без оружия.
— То-то и горе, что без оружия, — согласился Саранчук. И, задумавшись, молчал некоторое время. Вдруг спохватился: — А что о вашем племяннике Артеме Гармаше слыхать? Пока дома жил, крепко дружили с ним.
— В Славгороде сейчас.
Саранчук обрадовался и удивился:
— Каким образом?
Федор Иванович рассказал, что знал, об Артеме.
До войны работал он в Харькове, на паровозостроительном. В шестнадцатом году во время забастовки был арестован. Несколько месяцев просидел в холодногорской тюрьме. Когда из тюрьмы вышел, на завод уже не приняли, как политически неблагонадежного. Потом забрали в маршевую роту и погнали на фронт. Был ранен. В этом году. Уже после революции.
— Это, должно быть, во время летнего наступления Керенского?
— Нет, раньше. В первые дни Февральской революции. И не в бою даже. В немецких окопах, во время братания с немцами, накрыла своя же артиллерия.
— Вот так своя!
— Как видишь. После госпиталя он уже с полгода в Славгороде, в запасном саперном батальоне. Не знаю, в Славгороде ли он сейчас, — заключил Федор Иванович. — Неделю тому назад в Харьков поехал в командировку. Должен был уже вернуться.
— Вот бы встретиться! — вздохнул Саранчук и надолго замолчал, погрузившись в воспоминания.
Проехали Лубны.
В купе зашел Гаевой. Он был в пальто нараспашку, в руках держал кожушок. Молча подал его Федору Ивановичу.
— Хоть малость полегчало? — спросил Бондаренко.
— Да, вроде…
Но по бледному лицу с запавшими глазами, по запекшимся губам видно было, что не очень полегчало. Присев на лавку, он уперся локтями в колени и опустил голову на ладони. Затем произнес тихо:
— Ромодан сейчас.
С верхней полки спрыгнул Савчук.
— Я выскочу, дайте письмо.
— Только нужно с надежным человеком передать. Чтоб наверняка попало в руки.
Тогда Федор Иванович и надумал.
— Грицько, — обратился он к Саранчуку, — а ты б, часом, не занес письмо к моим?
— С дорогой душой.
— Только гляди не подведи, земляк!
— Еще чего! — нахмурился Саранчук. И бережно, как, бывало, на службе казенный пакет, заложил письмо за обшлаг рукава шинели. Простился с Федором Ивановичем и направился к выходу.
