накануне отсырели, поэтому как их ни укладывали, никак не получалось придать им величавый и торжественный вид, что тоже всех утомило. Персонал сбился с ног, и только один парень, зажав в зубах сигарету, неспешно ходил туда-сюда с камерой на плече.
Я сказал:
— Братан, может, хватит, а? У меня от твоего мельтешения в глазах рябит.
Он смерил меня презрительным взглядом:
— Что значит «хватит»? Если я правильный ракурс для съемки не найду, ты будешь отвечать за результат?
Я и замолк. Клиент пригласил его с телевидения, где тот снимал крупным планом участников популярных передач о поисках брачных партнеров, поэтому в съемках живых он был дико опытным кинооператором.
Он неожиданно хлопнул меня по плечу:
— Парень, жизнь, как плохой кадр, переснять нельзя.
Я подпрыгнул от испуга: сказанные здесь, эти слова оказались до такой степени философскими, что у меня кожа покрылась мурашками. Я изобразил улыбку и отошел в сторону.
Тут меня отвлекли — пришлось показывать только что пришедшей девушке, куда прикрепить надпись «Ты вечно будешь в наших сердцах».
Примчался встревоженный Лао Ли:
— Тому парню плохо!
— Кому? — спросил я.
Лао Ли ответил:
— Оператору.
Я взглянул на него: в лице ни кровинки, держится за живот, и пот катится градом. Я подошел ближе и спросил, что случилось. Он дрожащими губами ответил:
— Выпил с утра соевое молоко с горохом, три раза уже бегал в туалет. Всё, опять прихватило.
Видя его зверские муки, я подумал: вот что может погубить любого героя, — и сказал:
— Немедленно возвращайся домой, отдохни.
— А как же тут… — он был в нерешительности.
— Не снимай, и всё, — предложил я.
— Не годится, я аванс уже получил. — Тут его лицо позеленело.
Лао Ли, стоявший рядом, спросил:
— Мотор, ты ведь умеешь снимать? Помоги братану.
— Дядя Ли, разве я посмею хвастать своим скромным искусством перед настоящим мастером! — ответил я.
Глаза у «братана» сверкнули:
— Кто, этот? Повращать камеру, сделать крупный план и все такое ты сможешь?
Я холодно усмехнулся, подумав про себя: «Нашел время передо мной выпендриваться, вонючка». А вслух сказал:
— Не смогу. — Развернулся и ушел.
— Ай, ладно… — Он болезненно махнул рукой. — Давай ты.
Надо сказать, все люди перед объективом умеют притворяться. Когда предполагалась торжественная и благоговейная тишина, все были исключительно торжественны и старательно ревели, один другого сильнее. Любящие дети и внуки наперебой рыдали и били поклоны, чтобы никто потом при просмотре записи не посмел процедить, что они непочтительны к родителям, — больше всего они страшились оставить о себе дурную славу. Вечером я смотрел отснятое и думал, что все они просто кинозвезды, короли и королевы экрана. В этот момент в кадр попал мужчина средних лет: проходя мимо, он вдруг вскинул лицо, искоса посмотрел в объектив и улыбнулся. Его улыбка неслабо меня испугала. Придя в себя, я быстро перемотал запись и посмотрел еще раз. Он действительно улыбнулся, улыбнулся тепло и доброжелательно. В ту ночь сердце у меня гулко заколотилось. Мне показалось, что улыбался он мне.
