Галя встает, чувствуя, как влажная юбка прилипает к ногам. Идет за шаркающей Дарьей, вырываясь из сети, сплетенной глумливыми улыбками и сальными взглядами младшего сынка Горохова.
— Священник к нам из района приезжал, — оборачивается на нее Дарья. — Говорит мне: «Бог все-таки есть, и справедливость Его существует. Муж с сыновьями вас обижали, а теперь посмотрите — вы живы, здоровы, а они — вон где». Там, во дворе, стоял возле калитки, в дом не заходил. Весь такой — в черной рясе. А я смотрю на него и думаю: вот ты — священник, а того понять не можешь, что мне — матери — не тогда больно было, когда они втроем лупили меня, а теперь все сердце мое изболелось сынов своих пропаш-шыми видеть. Где ж она — эта Божья справедливость?
Во дворе Галя с испугом косится на кривую черную баньку, заросшую узколистой крапивой.
— А ты подожди, — Дарья грубо с неожиданной силой хватает ее за тонкое запястье. — Хотела тебя спросить. Смотрела я на твою Зайку со двора и все диву давалась — пропаш-шая корова, старая, тощая, пустое вымя болтается. Одного сена на нее сколько уходит. Молока уже не дает. Почему ты ее раньше не зарезала? — Дарья, наклонив голову, вцепляется острыми глазами в Галино лицо.
— Моя корова, что хочу, то с ней и делаю, — грубовато отвечает та, и темный румянец проступает на ее смуглых щеках.
— Любишь, понятно, — говорит Дарья и, отпустив глазами лицо Гали, шаркает к бане, и, когда скрипит банная дверь на старых петлях, Галя спиной чувствует холод, хотя воздух плавится от жары.
Галя заходит на мост. Под ним неслышно течет вода, возмущаясь только в том месте, где ей нужно попасть в кольцо велосипедной шины, лежащей боком на чурбане и, словно зверю в цирке, перепрыгнуть через него, устремившись дальше. Но и препятствие река берет бесшумно. Звенят стебли травы по ее бережкам, работает неостановимый генератор — высекается энергия от соприкосновения сильных лучей солнца с землей.
— Зайка! — сжав кулаки, зло кричит Галя, повернувшись к лесу. — Я кому сказала вернись! Зайка! Зайка!
Со школы еще не было сомнений в том, что старший сын Дарьи пропащий, — Галя с трудом удерживается от того, чтоб не произнести это слово по-гороховски — жестко, шипяще. Вон на горе, на той ее части, что спускается к селу чистой от леса, до сих пор виднеются буквы, которые они всем классом выкопали в день окончания школы. Усердней всех копал Горохов — радовался, что больше в школу не придется ходить. Раньше такая традиция у юголокских выпускников была — оставлять на горе четыре цифры года выпуска. Сейчас цифры затянулись травой, но, если приглядеться — Галя щурится, — можно еще разглядеть девятку.
