Сколько раз он сказал ей эти слова? Не раз и не два: твердил, пока шел по лестнице, повторил, когда уже поднялся наверх… Потом он лег спать, но не мог уснуть из-за горького плача дочери внизу. Он этого не вынес, встал, спустился обратно и снова обругал ее. И вот тогда-то он и сказал самое страшное: «Чего рыдаешь, думаешь, твои сопли что-то исправят? Да я успокоюсь, только когда ты сдохнешь!»
Вот почему отец признал вину в ее смерти и никакой компенсации требовать не стал — считал, что это ему положено оплатить нам моральный ущерб. Но при этом заявил: «Пока я жив, я обязан выяснить, спала моя дочь с кем-то или нет!»
— Вот теперь я думаю, — добавил он, — что на самом деле она ни с кем не спала! — и зарыдал.
Плача, он достал какую-то бумагу и протянул мне — это была предсмертная записка дочери.
Я развернул листок — там было всего несколько строк:
«Папа! Меня обвинили несправедливо. Когда я умру, ты должен добиться в военной части правды. Я невиновна».
— Я, еще когда шел наверх, подумал об этом, — признался отец. — Ну слишком яро она все отрицает, может, действительно невиновна? Понимаете, она робкая, замкнутая, как говорится, кроткая как овечка. Всегда и во всем слушалась старших — не то что иные, без царя в голове. Да и если действительно было, она не выдержала бы и созналась — уж как я ее ругал, как бил…
— Когда этот старый дурак ушел наверх, я хотела поговорить с дочкой, но она была просто сама не своя, ничего от нее было не добиться — отец так ее напугал, что девочка даже обмочилась. Однако продолжала твердить одно: ни с каким «подонком» не спала. Я ее спрашиваю уж и так и эдак, а она отвечает: «Не было, не было!» — словно ума решилась. Я знаю свою дочь, — заявила мать. — Да будь она смелей в сто раз — не пошла бы на такое. Если и правда произошло то, о чем вы говорите, — тут дело нечисто! Значит, она сама не поняла, что с ней произошло.
Эта женщина, робкая и скромная на вид, говорила ясно и уверенно, видимо, решимости у нее было побольше, чем у мужа.
— Мы вчера поговорили с женой, — продолжил отец, — и я стал еще сильнее сомневаться. Ну а вдруг все-таки несправедливо обвинили? Тогда и решил: схожу в отдел народного ополчения, поговорю. Кто ж знал, что она всерьез про умереть-то! — Тут он вновь зарыдал, мол, своими руками сгубил ребенка. Он все порывался обнять тело дочери.
— Доченька моя, дочка! Ты невиновна! Папка виноват перед тобой, загубил тебя, — причитал он. — Но сегодня я добьюсь правды, пусть они проверят, пусть вот прямо тут посмотрят, что же у тебя не так…
