показывает, как мысль рождается из мира и в неразрывной связи с миром, но, будучи негативной по отношению к миру, никогда не принадлежит ему целиком. Этот зазор мысли позволяет обнажить раны мира и деабсолютизировать тотальность притязаний, которые мир предъявляет человеку. Адорно сам словно бы обитает в этом зазоре, в своего рода не-месте (одно из значений слова «утопия») между нацистской Германией, которую он покинул, и капиталистической Америкой, которую он не смог принять. Это придает тексту
Minima moralia, написанному из не-места по отношению к миру, особую утопическую напряженность.
Адорно – марксист, пусть и не целиком ортодоксальный, и оптика избавления – это материалистическая оптика, но особого толка. Это, можно сказать, непроизводственная оптика, направленная против продуктивности и освобождающая вещи от императива производства, от вписанности в какую бы то ни было индустрию. Оптика избавления оставляет как единичного человека, так и единичные вещи в их свободе, без стремления их ассимилировать, овладеть ими, заставить их работать. В то же время именно потому, что Адорно – марксист, эта негативная утопическая оптика рождается у него изнутри бесконечной негативности ХХ века, одновременно как отражение этой негативности и как протест против нее.
Оптика избавления утопична или атопична, поскольку она не принадлежит миру, но это никоим образом не оптимизм. В ее основе – фундаментальный антагонизм. Это и антагонизм по отношению к миру беспрерывного труда, труда как самоцели, которому Адорно противопоставляет блаженство воскресного дня, блаженство Бога в седьмой день творения. И антагонизм по отношению к просвещенческому требованию серьезности и зрелости, за которым скрывается взгляд на мир в терминах производительности и полезности, а также буржуазное презрение к тому, что бесполезно и что не работает, – к детским забавам, к игре. Поэтому блаженство воскресного дня совпадает у Адорно с блаженством ребенка, который, «играя вещами, лишает их опосредованной полезности», и с романтическим блаженством того, чтобы «лежать на воде и мирно глядеть на небо», которое Адорно провозглашает как предел диалектического движения в одном из ключевых теоретических фрагментов Minima moralia, носящем название Sur l’eau (На воде).
Современный мир, указывает Адорно, основывается на исключении всего, что объявляется ленивым, непродуктивным, стоящим на месте, а не движущимся вперед, в направлении всё большего господства над реальностью и всё большего развития производительных сил. Современный мир – мир, который по-прежнему с нами, – видит идеал в непрерывной деятельности, в бесконечном саморазвитии и круглосуточной гонке продуктивности, в постоянном труде ради якобы благой, неотчужденной жизни в будущем, которое так никогда и не наступает. Вместо этого человечество погружается всё глубже в негативность поистине планетарного масштаба. «Возможно, – пишет Адорно, утверждая утопию непроизводительности и непродуктивности как единственное избавление от этого мира, – истинное общество пресытится развитием и, имея на то свободу,
