Дело одинокой канарейки | страница 62



– У меня денег нет, – возразила Даша.

– Беру расходы на себя, – он сделал широкий жест рукой и для наглядности похлопал себя по карману.

– Ну, как хочешь.

Она подошла к обочине и подняла руку. Одна за другой остановились сразу три легковушки.

Даша наклонилась к первому водителю:

– Фили.

– Сто пятьдесят.

Даша сморщилась и беспомощно посмотрела на водителя.

– Простите, но я задам вам глупый вопрос: а это много или мало?

Немолодой мужчина, с загорелым морщинистым лицом недовольно скосил глаза в ее сторону.

– Для кого как. До кризиса было бы много, сейчас мало... Едете – нет?

– А сколько это в долларах?

– Семь.

Даша обернулась к своему спутнику:

– Двести пятьдесят крон – это нормально?

– А ехать сколько?

– Минут сорок.

Тот испугался:

– Это куда? В другой город, что ли?

– Какой другой город! – рассердилась Даша. – Посмотри, пробки какие, дай Бог хотя бы за это время доехать.

Иржи неопределенно пожал плечами:

– Ну, за такое расстояние совсем мало.

– Мне сказать ему об этом? – иронично осведомилась Даша.

– Нет, нет...

В машине чех сразу принялся крутить головой по сторонам.

– Расскажешь мне поподробнее?

– С удовольствием. – Даша с профессиональной готовностью кивнула на статую Юрия Долгорукого. – Вот, например, на площади... Видишь того грозного пана на коне? Это основатель Москвы, тезка твой, между прочим...

Иржи равнодушно скользнул по лошадиной морде взглядом.

– Я имел в виду твою подружку.

– Кого, Элеонору, что ли? – удивленно обернулась к своему спутнику Даша. – А чего тебе про нее рассказывать, сейчас сам все увидишь...

2

Элеонора заметно раздобрела, но тем не менее сочла своим долгом немедленно заявить:

– Рыжая, твои размеры выходят за рамки приличий.

Даша, раскрывшая было рот и объятия для дружеского приветствия, так и застыла в позе «Ба! Кого мы видим!».

– Ты, судя по всему, тоже не голодала, – наконец вымолвила она, опуская руки. – У тебя совесть-то есть? Я поправилась от силы килограммов на пять, а по тебе точно трусца плачет...

– Да? А по тебе кто? Аргентина? – изогнула идеальную бровь роскошная высоченная блондинка. – Трусца... Надо же слово такое придумать! – и рассмеялась.

Смех у Пилюгиной был особенный: слишком громкий, вызывающий, однако в нем, как и в каждом ее движении, было нечто непостижимо притягательное. Так смеется женщина, бесконечно уверенная в том, что ее красота является неотъемлемой частью природы. А внешностью Элеонора обладала действительно незаурядной. Это была довольно крупная блондинка, с идеально-правильными, почти античными чертами лица. Да и манерами она больше походила на статую – та же безразличная холодность к окружающим, то же несокрушимое величие. Мужчины по своему отношению к белокурой красавице делились на две категории: одни ее боготворили, другие откровенно побаивались. Нравом Пилюгина обладала гепардьим: кошачья нежность в сочетании с беспощадной жестокостью.