Через десять минут на стол легли пять небольших разноцветных книжечек. А в них все: радость, боль, разочарования… Почему же она никогда их не перечитывала? Может, оттого, что прошлое уже ушло и его уже не вернуть? А может из-за страха, что оно окажется лучше, чем настоящее?
Обхватив рыжую голову руками, Даша усиленно вспоминала, нет, не о прошедших годах – чего уж тут слезы зря проливать, она пыталась вспомнить, где и когда Кока мог прочитать хотя бы один из ее дневников, и что же там такого важного для него могло оказаться? Она прикрыла глаза. Прошлое замысловатой мозаикой рассыпалось в памяти. Разноцветные кусочки кружились и не хотели складываться в целую картинку. Где Кока мог увидеть ее дневники? Сама она их никогда в жизни никому не давала – слишком много сокровенного хранили эти страницы. Может, у нее дома? Или у кого-то в гостях? В Университете?..
В мозгу что-то щелкнуло, и мозаика наконец сложилась. Ну конечно же в Университете. На четвертом курсе.
Как-то после физкультуры к ней подошел Макеев и протянул оставленную на общей лекции сумку. «Я думал, что хоть немного тебе нравлюсь», – помнится, произнес он, после чего развернулся и ушел. Она тогда еще долго ломала голову над тем, что это могло означать. Теперь ясно: пока она упражнялась в прыжках, Макеев залез к ней в сумку и преспокойно изучил содержимое. Господи, сколько же он тогда узнал про нее!
Даша почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Наверное, в тот период Кока был влюблен в нее и решил узнать, не напрасны ли его надежды. Однако стыд стразу же сменило негодование – каковы бы ни были причины, побудившие Макеева к такому поступку, он не имел права вот так, запросто, залезть в ее, юной неопытной девицы, душу.
Даша с ненавистью посмотрела на записные книжки, словно они были во всем виноваты. Успокаивало ее одно – для среднестатистического археолога девичьи дневники представляли вещь не более личную, чем берестяные грамоты новгородских купцов. К тому же Кока был не из болтливых. Что он имел в виду сейчас?
Раскрыв дневник, Даша наморщила лоб – что еще за ерунда такая?
«3 января. Когда он захочет, ему не дадут, потому что он не хотел, когда мог…» Но тут же улыбнулась – это в период увлечения шотландцами. В смысле поэзии. А кто автор и кого она тогда имела в виду, покрыто непроглядным мраком.
Даша достала сигарету и несколько раз щелкнула зажигалкой. Дневники велись пять лет, теперь, чтобы их прочитать и вспомнить, что к чему, понадобится еще столько же. Она вздохнула и продолжила.
