Реплики в сборе: Литературные пародии | страница 27



Что я не Пушкин,
в этом спору нет.
Но неужели даже не Державин?!
Ведь я с годами
с виду стал державен,
и теща говорит, что я — поэт.
Ну, не Державин.
Даже пусть не Блок.
Не Маяковский в лихорадке буден.
Но, черт возьми,
неужто я не Дудин?
Я сочинил немногим меньше строк…
Пускай не Дудин.
Он большой поэт
и, говорят, бывает в Эрмитаже.
Но неужели я
не Чуев даже?
Ведь дальше никого уже и нет!..
Но как-то раз,
прервав мои мечты,
в приемный день ко мне явилась муза
и молвила:
— Вы — секретарь Союза,
служенье муз не терпит суеты…

Барахлишко и барахло

…И всю ночь напролет
                  я не спал, растревоженный, —
То по трюму бродил,
               то взбирался на ют:
«Что они понимают,
               что знают таможенники! —
Барахлишко оставят,
                а стихи отберут…»
Но не взяли.
Александр Дракохруст
Ехал из-за кордона я,
                весь растревоженный,
И всю ночь напролет
                видел страшные сны:
«Как поступят
           невежественные таможенники, —
Барахлишка не жаль,
                а стихам — нет цены…»
Эх, таможня! С тобой,
                видно, каши не сваришь,
В толк не взяли
            таможенники ничего.
— Барахлишко, — сказали, — оставьте, товарищ,
А стишки заберите.
              Стишки — не того…

Прошу заметить

Я учился в том доме,
                где Герцен родился.
Я пришел в этот дом
                со словами в горсти.
Тем, что я — из железа,
                я очёнь гордился
и, по-моему, был
                у собратьев в чести.
Леонид Терехин
С прошлым нашей культуры
                      я накрепко связан,
кое-кто из великих
              мне просто родня.
Дому Герцена
           прежде всего я обязан —
здесь когда-то
           чему-то учили меня.
Я с тех пор стал вести
                  образ жизни полезный,
по карманам пошарив,
                 слова находил.
Пусть не Медный, как всадник,
                       а просто железный,
я по тем же проспектам,
                  что Пушкин, бродил.
Как Вильгельм Кюхельбекер,
                      на том же морозе
прятал нос в воротник
                 и от стужи страдал.
Я стоял в горделивой,
                 как Лермонтов, позе,
как Некрасов,
          гуляя над Волгой, рыдал.
Разговаривал с солнцем,
                   как сам Маяковский,
как Есенин, случалось,
                 качал головой.
Видел стул, на котором
                  сидел Долматовский,
заходил в туалет,
             где бывал Островой.
Кто не верит, пожалуйста,
                    можно проверить,