Я услышал хлопанье дверей и скрип половиц в коридоре. Кто-то, причём не один, направился к нашей квартире. Надеюсь, подоспела помощь.
Нас заперли снаружи. Заскрежетал замок, на пороге появились двое: дед, а с ним мужчина лет тридцати с лицом, про которые говорят, что они не обезображены интеллектом. Руки у гостя были пустые, не наблюдалось ничего, а особенно докторского чемоданчика с инструментами и лекарством.
Если это фельдшер, то я балерина!
Первой мыслью было: валить обоих к такой-то матери. И сразу же в голове возникли все потенциальные расклады. А что если дед притащил с собой не фельдшера, а какого-то приятеля Губана? Например, чтобы вместе с ним отвезти раненного бандоса к врачу. Подпольных хирургов в Москве хватает, многие принимают только на дому.
Вот будет смеху, если уложу типа, а потом выяснится, что онс Губаном дружки — не разлей вода. Вдобавок выстрелы неизбежно привлекут к себе внимание, через какое-то время тут обязательно появится милицейский наряд. Чтобы не поломать игру надо куда-то тащить Губана, а куда?
К себе точно не поволоку. И с конспиративными квартирами у нас тоже полная засада. Другими словами, нет от всем известного и надоевшего слова «совсем». Встречи с агентами и осведомителями приходится проводить порой в самых экзотических местах.
— Это кто — фельдшер? — косплея под дурачка, поинтерсовался я.
— Фельдшер-фельдшер, — закивал дед, безбожно фальшивя и интонацией и видом.
Надо быть полным кретином, чтобы не понять: мне пытаются повесить лапшу на уши. Видимо, дурачок из меня получился достаточно убедительным, и оба — дед и приведённый им гость, не восприняли меня как угрозу.
Незнакомец склонился над Губаном, долго слушал его тяжёлое дыхание, затем распрямился и с усмешкой произнёс:
— Мог бы меня и не дёргать, дед! Сам видишь — кончается он…
— Дык я… — забубнил старик, но незнакомец уже потерял к нему всякий интерес.
Теперь его взор обратился на меня:
— Ты кто такой? Я тебя не знаю.
Я спокойно выдержал его взгляд и спросил:
— Сам-то кем будешь?
Он хмыкнул.
— А ты, я погляжу, дерзкий!
— Какой есть, — согласился я.
— Молодец! Люблю дерзких! — На его лице появилась добродушная улыбка, взгляд стал ласковым а в голосе прорезалась симпатия.
Только меня эта его показная доброта не расслабила: типовой и слишком хорошо знакомый ещё по прошлым временам психологический приём. Матёрые урки часто так успокаивают потенциальную жертву, перед тем, как нанести неожиданный смертельный удар.
