– Почему же он этого не делал?
– Да он не особо и жалел об этом. Он ленив по жизни, как он выражался. Я тогда не поняла, что он имеет в виду. Кажется, я подумала, что он говорит о занятиях музыкой. Моя мать не ленива. Она – образец бессмысленной энергичности. У нее есть ужасный маленький сад, полный растений, которые она выманила из земли, и карликовых фруктовых деревьев на шпалерах, а недавно она писала мне, что теперь занимается фигурной стрижкой. Она, наверное, по-прежнему много курит, и, когда я разговаривала с ней по телефону, ее голос был еще бодрым, а когда я видела ее в последний раз, она была веснушчатой и загорелой; полагаю, она всё так же переставляет мебель, как и раньше, выбивая из нее всю душу, отец обычно наблюдал за этим, стоя в дверях, – она улыбнулась. – Она всегда что-нибудь контролировала, – продолжила она. – Только с одним она никогда не могла справиться. Ей было очень тяжело здороваться. Я помню, когда приходили гости, она возвращалась в комнату, нервно попыхивая сигаретой, и выглядела, как загнанная в угол крыса до тех пор, пока не заканчивались приветствия. Она никогда не говорила со мной об отце. Никогда.
– Как он умер?
– Застрелился из итальянского пистолета, который купил в Риме прямо перед тем, как жениться на ней.
– Ты с ней видишься?
– Последние десять лет – нет. Наверное, однажды придется. У моего отца были маленькие красивые ступни, и он очень гордился ими. После его смерти я нашла около десяти пар обуви, которые пылились в углу шкафа. На коже был виден отпечаток его подъема – он был очень высоким. Это были английские туфли, которые ему шили на заказ, как Майку Гольштейну шьют итальянские.
– Как Майк? Он мне понравился, хотя я плохо его знаю.
– Это у них мы были сегодня вечером, – сказала она. – Вчера вечером.
На нее накатила волна слабости, и она слегка покачала головой. Он протянул к ней руку.
– Ты в порядке?
– Устала, – сказала она. – Вот сейчас накрыло. Что подумает Рут, если проснется и обнаружит, что тебя нет?
– Что я с какой-нибудь бледной молодой красавицей, как и положено в моем возрасте.
– Ну нет. Она совсем не это почувствует, если действительно так подумает.
– В последнее время она вообще ничего не чувствует.
Бармен настраивал телевизор.
– Попробуйте яркость подкрутить, – сказал мужчина за стойкой. – Нет, вверх потяните.
– Мне нравятся старые песни, – сказал бармен. – Представьте, увидеть Элис Фэй спустя столько лет.
– Ты хочешь пойти домой, да? – Чарли склонился к ней. – Еще пару минут, хорошо?
