— Помиримся…
— Давай, — согласился Сенька.
Мы помолчали. Сели на камни. На макушке старой липы сидел черный грач, держа в клюве ветку, и презрительно смотрел на землю.
— Айда ко мне в сарай. Я тебе тоже покажу.
Сенька поднялся, вытер руки о штаны и деловито потрогал кобуру:
— Штука хорошая.
И мы пошагали. Солнце вспыхивало на стеклах, калило крыши. Мягкий асфальт обжигал пятки. Сенька щедро улыбался, весело щурился на солнце, будто ему нипочем ослепительно жаркий свет.
В сарае прохладно пахло землей. Я уселся на топчан. Сенька выкатил из-за досок самокат и заступил на него, как на трон.
— Сам сделал.
На ручке висел красный лоскут — флажок, а впереди тускло блестела звезда, вырезанная из жести.
— Я еще один мастерю. Мой батька орден получил и мне обещался прислать.
— А мне осколок прислал. Самый-самый как ни на есть железный. Из-под сердца врачи вынули.
— А твой кто? Мой — полковник. Знаешь, сколько орденов…
— У меня — лейтенант, — вздохнул я.
— Ничего, батька тоже был лейтенантом.
В окошечке сарая звенела о стекло пчела. Сенька взял драный башмак и полез на доски к окну.
— Она меня вчера у вас в саду ужалила. Хочешь, мед покажу? Она хитрая.
Сенька чуть прижал пчелу к подошве, поплевал на нее, спрыгнул с досок и показал мне прозрачный мешочек меда. Я вспомнил, что дома сейчас мама с Мартой пьют сладко чай, и вложил наган в кобуру.
— Пойду я, Сеньк. Как-нибудь приду еще.
— Давай меняться. Ты мне — наган, а я тебе — самокат. Давай? Кобуру ты не дашь. Ладно. А наган чего же? Я ведь тебе Шалуна пригнал.
Мне нравился Сенька, его улыбчивое, вечно меняющееся лицо. Наган был старый, ржавый и даже не щелкал. Я протянул его Сеньке и покраснел. Мне так не хотелось, чтоб он видел, что я, как девчонка, залился краской.
— Я потом самокат возьму. Вечером. Ты номер приделай к нему.
— Зараз. Обязательно, — обрадованно встрепенулся Сенька.
Я вышел из сарая и направился к дому. Солнце по-прежнему жгло пересохшую землю.
— Родька! — закричал Сенька.
Я обернулся. Сенька бежал ко мне, засовывая в трусы майку, и веснушки, казалось, прыгали на его лице.
— А про батьку, что он полковник, соврал я, — выпалил он.
