— Слыхала уж.
— От кого?
— Сам ты и рассказывал.
Женька хмурится, звякает тарелкой.
— Это не про то вовсе… Пойдешь?
Зинка молчит, кулачки сжала, положила их аккуратно на стол и молчит. «Пускай поуговаривает. В лугах цветов много. Можно целый подол набрать. И щавелю много, кислого-кислого. В подол собирать буду, а потом весь и съем. А мамке все равно расскажу про Женьку. Все как есть, по самому порядку».
Но Женька и не думает уговаривать Зинку, выходит с Чирком во двор, и там шепчутся они, перемигиваются. Зинке очень любопытно, о чем это они — руки у них так и ныряют в карманы, выискивают что-то — может конфетку? Да нет, на пальцах у Женьки леска тонкая, слюнявит он ее во рту, на зуб пробует — крепка!
Опять шевелят губами, ругаются видать. Чирок напыжился весь и губы вытянул. «Рыжий, — ругает его Зинка, — как подсолнух. И уши круглые, как колеса».
А вдруг не возьмут ее никуда, закинут крюком дверь снаружи, и сиди здесь, хоть ревом изойди — кому какое дело до Зинки. Вот если б мать была дома, тогда б и Зинке хорошо стало, и не тревожно совсем. Каши бы они наварили и книжки читали про зверей всяких. И пусть страшно было бы от сказок — мать рядом.
— Жень, а Жень… — заикается даже Зинка. — Я пойду с вами. Картошки только возьми и хлеба.
— Оставайся. Все равно реветь будешь.
— Нет. У меня в глазах-то и слез нету. Пойду я. Возьми.
— Ладно.
Идут по деревне. Зинка сзади, в трех шагах от Женьки с Чирком. Шибко идут, пыль обжигает ноги. У Женьки в руках узелок и больше ничего, даже удочек нет. Смешно! Пошли по рыбу, а чем ловить не взяли. Зинке и не надо знать — куда и как? Шагай и только, а то, что пить хочется, им наплевать на это.
По узкой тропе обходят озеро, а дальше бредут без тропы по высокой траве. Зинка совсем утонула, одна макушка виднеется, чуть пригнись — и нет тебя, трава кругом да небо светлое, большое.
Зинка наколола ногу, вскрикнула, села в траву.
— Дальше не пойду… Домой хочу.
— Ну и сиди. Змея к тебе приползет. Черная.
Уходят Женька с Чирком, только трава шуршит.
«Лягу и умру, — думает про себя Зинка. — Вот закрою глаза и умру и мамку больше не увижу. А в траве мягко и тихо, и змей нет». — Вскакивает, кричит, сколько голоса есть, отбиваясь от высокой травы.
— Женька-аа…
И столько страху в ее крике и круглых глазах, что Женька берет ее за руку и шаг убавляет.
Собирают пучки дикого лука, сбивают синие головки и, усевшись подле рощи, жуют, выбирая стрелки, сладкие и прямые. А Зинка щавель ест. Кисло во рту, вяжет язык. Она причмокивает губами, сведя низко брови, как будто дело творит великое.
