Забвение истории – одержимость историей | страница 74
Сцепление событий, о которых идет речь, – весьма запутанный процесс. Чтобы понять его, недостаточно сопоставить Холокост и Накбу. Необходимо телескопически растянуть события и охватить взглядом их тройственную взаимосвязь.
Израильская нация героически завоевала себе свободу в сражении с Британской империей, но победа сопровождалась родовой травмой в виде изгнания 700 тысяч арабских палестинцев. Поэтому с 1948 годом связаны два противоположных нарратива, ставящие друг друга под вопрос: триумфальная история создания нового государства Израиль и травматическая история палестинцев, утративших свою родину, культуру, условия существования и идентичность. Холокост имел два последствия: войну за независимость, положившую конец страданиям евреев, и Накбу, начавшую историю страданий палестинцев. Эти два исторически взаимосвязанные события являются содержанием двух национальных нарративов, каждый из которых охватывает лишь два из трех этапов. Для израильтян это этапы I и II, для палестинцев – этапы II и III. На одной и той же земле живут два народа, каждый из которых поражен «слепым пятном» по отношению к истории другого народа.
В 1948 году Израиль, избрав путь западных стран, создал в качестве «догоняющей нации» современное национальное государство. В XIX веке многие новые нации сформировались в результате освободительной борьбы против великих империй, которые воспринимались как угнетатели. Петер Новик писал об учредительном мифе нации: «Национальная память упрощает, она видит события единственно в перспективе собственных интересов; она не терпит многозначности, редуцируя события до мифических архетипов»[114]. Я бы добавила: в национальной памяти ментальные образы становятся иконами, а нарративы делаются мифами, важнейшей особенностью которых является их убедительная сила и аффективное воздействие. Подобные мифы отрывают исторический опыт от конкретных обстоятельств его возникновения и преобразуют его во вневременную историю, на которой основывается представление нации о самой себе и которая передается от поколения к поколению. Как долго продолжается эта традиция, зависит от того, насколько она оказывается полезной, то есть способной или не способной служить целям социальной группы. Длительность традиции ограничивается не сроком жизни ее носителей, а осознанием ее дисфункциональности и необходимости замены.
Пока нарратив глубоко укоренен в географическом ландшафте, следы другой культуры остаются преимущественно стертыми. Вместе с завоеванием территории история победителей повсеместно закрепляется в виде архитектурных сооружений, памятников и топонимов, а история потерпевших поражение перестает зримо присутствовать в публичном пространстве. Там, где зримые следы еще сохраняются, возникает привычка их не замечать. Мы говорим здесь о земле с двумя топологиями и двумя нарративами, при этом символика одной стороны зримо преобладает, а следы другой стороны все более стираются.
