В подобной ситуации речь идет на политическом уровне не столько о самом историческом событии, сколько о юридическом понятии, квалифицирующем это событие. В Турции используют термин «резня», но отвергают слово «геноцид». По версии турецких историков, о «геноциде» нельзя говорить хотя бы потому, что Османская империя не оставила ни одного документа, указывающего на намерение систематического истребления армян. Термин «геноцид» в высшей степени взрывоопасен. В политической дискуссии он порождает собственную динамику, которую непросто удержать под контролем. На это есть разные причины. Во-первых, понятие «геноцид» стало обычным приемом политических активистов, которые пользуются им всякий раз, когда хотят представить себя в роли жертв, чтобы привлечь повышенное внимание к собственным проблемам. Одновременно оно как нельзя лучше пригодно для максимальной криминализации политического противника и его полной дискредитации в глазах мировой общественности. Например, Андрей Пургин, возглавлявший до 2015 года Донецкую народную республику, сепаратистское движение на востоке Украины, посетовал в одном из своих интервью на недостаточную гуманитарную поддержку со стороны ООН, заявив, что Украина осуществляет «геноцид по региональному принципу». Созданное Пургиным «национально-освободительное движение» вынуждено, по его словам, реагировать на сложившуюся демографическую ситуацию, которую он называет «геноцидом»: «Украина уже много лет уничтожает русских как народ. В 1991 году [на Украине] было семнадцать миллионов русских, а в 2013 году русскими назвали себя лишь четыре-пять миллионов из них. У русских дедушек и бабушек внезапно оказались украинские внуки»[96]. Во-вторых, глобальная общественность восприняла истребление евреев нацистами как экстраординарный образец и модель геноцида. Указание на геноцид служит, с одной стороны, агрессивной стратегией в конкуренции жертв, а с другой стороны, используется в рамках разнонаправленной памяти (multidirectional memory), чтобы добиться признания для тех случаев геноцида, которые пока еще не получили этого статуса. Наблюдается также инфляция понятия «геноцид» за счет его неоправданного использования; порой, напротив, это понятие табуируется, чтобы подчеркнуть уникальность Холокоста по сравнению с другими случаями геноцида. Такова была, например, аргументация Франка-Вальтера Штайнмайера, который выступил на дебатах в бундестаге 24 апреля 2014 года против признания армянского геноцида.
