Москва избрала новым местом для памятников не кладбище, как это было сделано в Таллинне, а городской парк. Герои, с политическим посланием которых не знали что делать, оказались перемещенными в другое пространство и другое время, где опасность этого политического послания была нейтрализована и обезврежена. Ослабление, нейтрализация, обезвреживание – подобные слова описывают практику институционального забвения. Хотя московский парк вполне реален, однако находящиеся в нем памятники оказались вне времени и пространства в виртуальном мире музея и на той дистанции, которая задается искусством. Здесь они служат предметом исторического любопытства и эстетического отчуждения, поскольку лишились в качестве политических памятников своего назначения и были отправлены на покой.
Как независимо от политического строя принимается решение о том, что памятник можно считать достоянием истории? При каких обстоятельствах послание монумента делается проблематичным? Как отделить послание от статуи, не уничтожая ее? Компрометирующие послания остаются не опровергнутыми, пока они пребывают в забвении, а смысл их не осознается, ибо не привлекает к себе внимание как нечто само собой разумеющееся. Чтобы опровергнуть послание, оно должно быть поставлено под вопрос, но для этого его необходимо вновь вернуть в центр общественного внимания. В процессе подобной рефлексии заново выясняются взаимоотношения проблематичного прошлого с настоящим. Необходимо принять решение, а следовательно, отделить то, что именно общественное сознание по-прежнему считает в этом памятнике частью собственной истории, от того, что противоречит нынешнему представлению общества о самом себе, его современным ценностям. Здесь памятование и забвение перекрещиваются, ибо любое действие с памятником – как в случае с Алёшей – приведет к тому, что предполагаемое забвение обернется актуализацией воспоминания. Тут мы имеем дело с перформативным противоречием, которым, по мысли Умберто Эко, сопровождается всякий акт интенционального забвения: не следует привлекать внимание к тому, что одновременно хочется оставить без внимания.
К такой категории памятников относится и статуя Карла Люгера, установленная на одноименной площади в Вене. Как уже отмечал Музиль, этот город особенно богат памятниками различных эпох. Всякий, кто устанавливает памятник, хочет увековечить свое послание, прочно вписав его в память общества. Однако подобная программа нереалистична; ее нельзя исполнить хотя бы потому, что внимание городских жителей и прохожих весьма ограниченно. Монумент, воздвигавшийся некогда в качестве импозантного носителя определенного послания, неизбежно превращается из «фигуры» в «фон» и становится кулисой. Будучи частью привычно данного, монумент почти не отличается от окружающих его деревьев. Статуя бывшего венского бургомистра Карла Люгера находится ныне под сенью раскидистых старых платанов, которые будто стремятся вернуть памятник обратно природе. Кстати говоря, самый большой платан на площади Карла Люгера был в 1994 году объявлен природным памятником.
