Старый монах взял Понга за плечо и улыбнулся ей.
– Какое счастье, что у нас есть вы, госпожа, и вы присматриваете за нами. Поблагодарите вашего супруга за эту пищу. Попросите его завтра прийти в монастырь и принять особое благословение. Пойдём же, мой мальчик.
Он провёл Понга мимо остальных монахов, которые казались озадаченными не меньше мальчика. Понг замедлил шаг, стараясь идти вровень со стариком. Отец Чам что-то бормотал, пока вёл Понга с террасы вниз и затем вверх по ступеням на другую террасу.
Там монах опустился на низкое кресло у входа в комнату и закрыл глаза. Понг посмотрел через его плечо. Он всё ещё мог видеть других монахов и госпожу Вибун, которая начала накрывать на стол. Все были заняты. Понг мог бы убежать от старика, если бы было нужно, и никто бы его не поймал. Но вместо того чтобы бежать, Понг неожиданно опустился перед отцом Чамом на колени.
Сжал ладони вместе и преклонил лоб к большим пальцам. Потом закрыл один глаз, но другим смотрел вокруг. Позади отца Чама золотая статуя Будды переливалась в свете дюжин маленьких огоньков, которые танцевали на концах лучинок. Снова огонь.
Сердце мальчика было готово выпрыгнуть из груди, когда он ждал, пока старый монах закончит свою молитву. Что будет теперь? Почему отец Чам солгал этой женщине? Понга всегда учили, что монахи не обманывают.
Наконец старик открыл глаза, опустил руки на колени и улыбнулся.
– Как твоё имя? – спросил он.
– П-понг, отец, господин.
– Они назвали тебе твою фамилию в Намвоне?
Плечи Понга вздрогнули. Он спрятал руки за спину, хотя было уже поздно.
– Я знаю, что вы подумали, – пробормотал Понг, потирая большим пальцем татуировку. – Но вы ошиблись. Нас с мамой выпустили, честно и без дураков. Но произошла ошибка, и начальник тюрьмы забыл исправить мою татуировку. Мама собиралась отвести меня туда, чтобы он сделал пометку, но мы потерялись. Я иду к морю, чтобы её найти…
Ложь следовала одна за другой, водопадом выливаясь изо рта Понга. Отец Чам спокойно слушал и кивал в ответ на эту ложь. Он не прервал Понга даже тогда, когда ложь его стала совсем дикой и нелепой.
В животе Понга начал завязываться горячий злой узел. Он был беглецом, вором и лжецом, и если существует слово для того, кто неуважительно обращается с монахом в его собственном монастыре, то это слово подходило для него тоже. Всё произошло слишком быстро. В круговерти последних нескольких дней Понг превратился именно в того, о ком ему говорил Правитель.
