Ещё до того, как Александр высказал идею похода, Филота осторожно начал подбивать отца провернуть то же самое. Он спал и видел себя покорителем Эгеиды. Уже понял, что критяне не соперники. У них хорошие корабли, но очень маленькие. Даже удивительно, как эти судёнышки могут быть мореходными. Эти пентеконтеры, пятидесятивёсельники не могут перевозить много воинов, да даже если бы могли, разве сравнятся они с триерами, пентерами и новейшими, построенными за зиму, гексерами македонян? И на суше ахейцы не смогут противостоять фаланге и коннице. На всадников вообще взирают со священным трепетом, зовут — икоатоноро, «человек-конь».
Парменион устремлений сына не разделял. Часто говорил ему:
— Ну чем ты вечно недоволен? Царь высоко ценит наш род. Я — наместник Кипра, ты — один из ближайших царских друзей, командовал гетайрами. Твой брат Никанор — хилиарх гипаспистов. Наш младший, Гектор, ещё молод и не имеет больших чинов, но он в свите царя и, я уверен, Александр вскоре возвысит и его[33]. На что нам роптать? Нас возвышал Филипп, возвышает и Александр.
Филота отца почтительно слушал, но от своих устремлений отказываться не спешил.
В Элладе македоняне в паре сражений, которые более справедливо было назвать стычками, поодиночке рассеяли воинства местных царей. Осмотревшись и поразмыслив, Филота изгнал критян из Афин, а через месяц после высадки взял и Фивы. Он принял покорность Поредоро и навязал ему неравноправный союз. На Аргос он выступил всего с половиной своего войска, оставив в Аттике и Беотии гарнизоны, а фиванцев обязал присоединиться к походу.
Войско аргосцев встретило пришельцев недалеко от Тиринфа. Численностью оно уступало рати союзников. Вернее, «союзников». Однако говорили, что воины Даная сильны и умелы. И у них много колесниц.
Филота усмехнулся. У Поредоро тоже было много колесниц. Их в поход сын Пармениона вообще не стал брать, немало удивив ахейцев. Колесницы привели только Ринкей и Кокаро. Последнему было уже скоро восемьдесят, но он влез в свои неуклюжие доспехи (заморскую чешую не мог одеть, поскольку растолстел) и вознамерился «лично свернуть шею этому щенку». Под щенком подразумевался родной внук. Филота уже понял, что отношения между родственниками были бесконечно далеки от отеческих.
Стратегам сын Пармениона заявил, что намерен загребать жар чужими руками. Пусть воюют ахейцы с пеласгами. Македоняне должны победить бескровно. Все одобрили эту идею.
И вот теперь, глядя на вражеское войско, появившееся на вершине холма, обтекающее его слева и справа, Филота совсем не торопился атаковать.
