Но я сильно сомневалась, что все это защитит меня сейчас здесь.
Я подняла воротник болоньевого плаща. В два часа дня есть шанс заплатить за конный экипаж не такую высокую цену, как извозчики будут требовать к вечеру. Хотя сейчас я готова была отдать не три или даже четыре доли, а все имеющиеся у меня семь эйри[1], только бы скорее оказаться дома.
На площади перед вокзалом, как всегда, толкотня. Я начала протискиваться между толпящихся грузчиков с тележками к свободному экипажу, запряженному одной лошадью. Тут меня окликнул мужской голос, и я оглянулась. Перепрыгивая через лужи и лавируя между людьми, ко мне бежал пан Поплавский наперевес с моим саквояжем из потертого коричневого кожаного заменителя.
— Ну что же вы, барышня, — произнес педагог с тяжелой одышкой. — Вещи в вагонах забываете. Вас проводить?
Я прикрыла на мгновение глаза. Голова не соображала. Бросив что-то вроде «благодарю, не стоит», взяла из его рук свой саквояж и поплелась дальше.
Наняла двуместный экипаж с откидным верхом. Заверила кучера, что поездку оплачу по тарифу. Закинула саквояж и залезла следом.
Куда же мне ехать?
Призрачное ощущение, что родители ждут меня дома и, стоит лишь заявиться на порог, кинутся меня обнимать, никуда не делось. Только вот в письме четко сказано, что мастерскую и нашу квартиру опечатали и попечителем мне назначили тетушку Ойле, папину родную сестру.
Не узнав собственного голоса, назвала адрес тетушки Ойле, но тут же передумала и проговорила улицу и номер дома, где прожила всю свою жизнь — Богоявленский переулок, дом шестнадцать. Меня отбросило к спинке сиденья — лошадь тронулась и, набирая ход, весело застучала по разбитой брусчатке копытами. Я поглубже забилась в коляску, сунула руки в карманы плаща и уставилась в спину извозчика.
Экипаж следовал по Народной авеню. Улицу эту я знала хорошо — здесь располагался типографский дом, в котором мама служила линотипистом, так что я заблаговременно отвернулась и даже прикрыла глаза. В воображении тут же возникли строчки из злосчастного письма, которое я еще в поезде сунула поглубже в кожаный саквояж:
«За нарушение Высочайших Императорских Указов Амбросимов А. Р. и Амбросимова Б. Я. приговорены к высшей мере наказания».
Высшая мера наказания!
Заниматься биомагией в Москинске можно, но только по специальной лицензии, следит за этим особый отдел полиции. Суровые жандармы в начищенных медных касках, с серебряными угольчатыми шевронами на рукавах ходят парами и вынюхивают все, что кажется им подозрительным. Но в моих родителях ровным счетом ничего подозрительного не было. Это самые честные и порядочные люди, которых я знаю.
