В квартире Георгия часто бывают историки, искусствоведы, издатели, литераторы. Нарбут встречает гостей в необычном наряде: то в тёмно-синем казацком кафтане с серебряными пуговицами, то в персидском халате и феске, то в широкой блузе с множеством складок и жёлтых сапогах. Развлекает смешными и мистическими историями. Однажды рассказывает, что якобы видел чертей – воочию, в поле.
«– …Ну, такие, как маленькие дети, а не то – как крупные птицы. Только мы подъехали к плотине, а они один за другим с корней в воду и попрыгали. Я сам видел!
– А много перед тем было выпито? – допытываются гости.
– Ну, выпито было немало! Но где же ночью в поле возьмутся маленькие дети?..»
Нарбут с учениками занимается преимущественно у себя дома.
«Если работы удовлетворяли профессора, он добродушно мурлыкал, улыбался, шутил, – пишет Бурачек. – Но когда „произведения“ были сделаны плохо, „не для себя“, а „для профессора“, Георгий Иванович краснел, фыркал, как кот, и будто под влиянием личной обиды, начинал кричать. И сидят после корректуры ученики, потупившись, окутаны печальным настроением. А ещё хуже бывало, когда Георгий Иванович посмотрит на „произведение“, покраснеет, заложит руки за пояс и выйдет, молча, за дверь, а то ещё и хлопнет дверью…»
Зимой его дети заболели коклюшем, и врачи посоветовали им чаще бывать на свежем воздухе. Георгий отвозит семью под Киев – на дачу своего приятеля, искусствоведа Николая Биляшивского. А сам возвращается к работе. Не ходит к семье несколько месяцев, на письма не отвечает. Вера не выдерживает и возвращается домой.
«Я совсем не узнала своей квартиры, – пишет она. – Модзалевские перевезли из Чернигова все свои вещи. Без моего ведома, но, очевидно, с согласия Георгия Ивановича, по-своему меблировали всю нашу квартиру, ликвидировали мою и детей комнату. Всё говорило без слов, что полновластной хозяйкой стала Модзалевская Наталья Лаврентьевна».
В январе 1919 года Георгий Нарбут развёлся со своей Верой и женился на Наталье Модзалевской. И до последних своих дней он живёт в одной квартире со своей новой женой и её бывшим мужем.
Художник Михаил Бойчук в июне 1919-го устраивает приём у себя на Татарке.
«На столе террасы расставлены блюда – галушки с творогом, пшеничная каша с картофелем и салом, вареники – вареникам несть числа, и все с крупными розовыми вишнями, и сметаны кувшины, – вспоминает тот день художник Георгий Лукомский. – Весело было. Радовались всему. Забыли о печали, заботах. Темнело. Неспокойно было на улицах ночью: недавно забили Мурашко. Все поспешили домой. Напиться воды захотели. Не все. Только Нарбут и ещё один художник. Яд пили: холодная вода из колодца была полна бацилл тифа. Вскоре оба заболели. Одинаково. И долго Нарбут мучился в тифу».
