. Писатель Е. Б. Уайт вспоминал, что в жаркие вечера, после окончания рабочего дня, целые семьи претендовали на пространство перед своими домами, сидя на земле или на ящиках из-под апельсинов, которые служили им диванами и стульями
[323]. В этом квартале раскаленного города не существовало такого понятия, как гостиная. Понятие о личном пространстве в том смысле, в котором это слово употребляется в английском языке, американцы еще не успели толком перенять у Британии
[324].
Дом, где жила Грейс, все знали как дом продавца солений и маринадов, чьи деревянные бочки, наполненные до краев сказочным разнообразием, по утрам выкатывали из глубин магазина и ставили на улице в два ряда[325]. Запах укропа и уксуса был настолько сильным, что достигал чердака Грейс на четвертом этаже. В сущности, вокруг вообще было множество лавок, торговавших деликатесами, пекарен, кошерных мясных магазинчиков – специализацию каждого из них легко было распознать по богатым отчетливым ароматам предлагаемых лакомств[326]. Грейс же уже два года жила «на овсянке, беконе, хлебе и помидорах»[327]. Что ее, впрочем, ничуть не беспокоило. Как говорил Дэвид Хэйр, художники «может, и голодают, но они голодают не потому, что хотят быть художниками. Они голодают потому, что не могут не быть ими»[328]. В любом случае голод был неотъемлемой частью их гламурной традиции. Даже великий Матисс, когда его семья голодала в Париже, не позволял близким есть фрукты, которые он использовал в своих натюрмортах[329].
Грейс и Эл работали натурщиками – она в школе Гофмана и в Лиге студентов-художников. Зарплата была ничтожной, но занятость стабильной; кроме того, эта работа позволяла Грейс знакомиться с академической стороной мира искусства, в которой у нее не было никакого опыта. Сидя на подиуме обнаженная, неподвижно, словно статуя, она позволяла только своим глазам следовать за преподавателями, которые, переходя от студента к студенту, давали тем свои указания и советы. Грейс жадно впитывала всё, что долетало до ее ушей, а потом возвращалась в мастерскую и применяла эти уроки в своей работе[330]. Чрезвычайно насыщенная жизнь Грейс была всецело посвящена живописи. Любые отношения с другими людьми, всё, чем она занималась, было связано с искусством и только с ним. За исключением отношений с сыном. Восьмилетний Джефф по-прежнему жил в Нью-Джерси с бабушкой и дедушкой, а по выходным разделял богемное существование Грейс. И игрушки, разбросанные по чердаку после его приездов, служили ей постоянным печальным напоминанием: вопрос благополучия сына решен лишь наполовину
