Сейчас всего десять часов, и спешки с салатами нет. Сив и Магдалена могут в любую минуту усесться за стол у окна с чашками кофе. Если я пропущу кофе, ничего страшного не произойдет. Я бросаю большие консервные банки в мусорный бак, засовываю телефон в карман блузы. На кухне Сив ставит завариваться свежий кофе.
– Пойду куплю кое-что в аптеке, – говорю я. – Скоро вернусь.
Она лишь кивает, смотрит раздраженно на старую кофеварку, у которой плохо работает термостат.
В коридоре пусто. Отделение, где меня ждет Карл, я отыскиваю быстро. Кабинет найти труднее, сначала я по ошибке попадаю в коридор, ведущий в маленькую комнату для персонала; стулья из березы, на стенах литографии. Почти все произведения искусства, которые я видела в больнице, некрасивые и удручающие, выполненные в конце 1980-х, а почти все литографии в кричащих тонах. В штате больницы есть женщина, в обязанности которой входит культурная деятельность, она организует экскурсии, где рассказывает о собрании произведений искусства. Меня интересует, нравится ли ей больничное искусство или она просто старается как можно лучше выполнять свою работу в предлагаемых обстоятельствах, как я с салатным буфетом.
Под конец я нахожу нужный смотровой кабинет. Перед дверью я испытываю смущение, мне кажется, что мой стук звучит в пустом коридоре жалобно. Карл открывает сразу же. Я улыбаюсь ему, но он в ответ не улыбается. На нем белый халат с бейджиком «Карл Мальмберг, главный врач», вид у него серьезный, он закрывает за мной дверь и нажимает на кнопку на стене, чтобы снаружи загорелась надпись «занято». В комнате резко пахнет дезинфицирующими средствами и чем-то еще: пластиком, резиной и сухостью от бумаги на стоящей в углу койке. На маленькой тележке стоят банки с длинными ватными тампонами, компрессами, пластырями; на расположенном вдоль стены письменном столе ничего нет, на стене висит календарь.
– Как дела? – спрашиваю я.
Он не отвечает. Занавески белые, с выцветшим абстрактным рисунком, на улице сегодня солнечно, в воздухе висит легкая дымка, день почти весенний. Из тех дней, когда щуришься на солнце и видишь, как парят в голубом небе чайки, слышишь их крики и сознаешь, что ты неподалеку от открытого водоема. Карл выдвигает из-за стола стул, садится. Кивком показывает мне сесть на койку, я усаживаюсь. Вокруг меня шуршит и мнется жесткая бумага. Карл откашливается.
– Как хорошо, что вы сумели прийти, – говорит он формальным тоном.
