Вдова Берто весьма его ценила и нередко размышляла о возможности приблизить к себе господина Тибо, рассматривая всесторонне как позитивные, так и негативные последствия такого сближения. Речь, разумеется, ни в коем случае не могла идти о новом замужестве. Вступив повторно в брак Туанетта теряла все, что так заботливо построила: свое ни от кого не зависящее благополучие, свободу все решать самой, распоряжаться своим имуществом и своей персоной. Стать снова частью чего-то, даже хорошего, но только частью, она не пожелала бы в обмен ни на какие мелкие или крупные радости, всегда, впрочем, относительные, в обмен на безответственность, не всегда к тому же приятную. К этому присоединялась мысль о возможном еще в ее возрасте казусе деторождения. Кто был причиной их бездетного брака – она или господин Берто, – она не знала. А если причиной был муж, новый брак мог повлечь за собой последствия, не просто нежелательные, а опасные для здоровья и для самой ее жизни. Этого удобнее было избежать при иных, нежели супружество, формах сообщения, для двух вдовцов в их положении вполне подходивших. Но нужна ли была ей эта связь? Наблюдая за внешностью и поведением господина Тибо, Туанетта, привыкшая, как говорил ее отец, семь раз отмерять и лишь раз отрезать, вновь и вновь задавала себе этот вопрос.
Нет слов, Шарль Тибо, как и покойный Берто, был человеком небедным, бонвиваном. Он был даже в некотором роде философ, то есть имел свой взгляд на устройство вселенной, на природу и на место в ней человека. Туанетта любила слушать его и прекрасно отдавала себе отчет в том, что близость, даже дружеская, светская, с человеком такого живого и не косного ума не могла ей не льстить и не способствовать ее дальнейшему развитию. Мнений господин Тибо придерживался не то чтобы совсем оригинальных, но смелых и организованных в систему. Он полагал, что природа была создана не в семь дней неким белобородым старцем, а сложилась постепенно в течение не менее чем шестидесяти восьми тысячелетий, что шло полностью в разрез с тем, чему учила Библия. В основе Творения лежали два принципа, которые господин Тибо почерпнул из чтения Ньютона: притяжение и импульс; это также расходилось с учением Церкви, которую, впрочем, господин Тибо уважал в ее роли социальной институции, ничто в порядках ее подвергать сомнению не намеревался, сам в церковь по воскресеньям ходил исправно и давал на благие дела. На его щедрые пожертвования был восстановлен хор в капелле монастыря Капуцинов в десяти километрах от С. Народу, любил он говаривать, нужна, несомненно, религия, чтобы держать его в границах нравственных, для общего порядка, а главное для гигиены. Все это не так уж было занимательно в целом, но господин Тибо знал также о природе множества разнообразных деталей и подробностей: о бабочках и моллюсках, о рыбах и птицах, не говоря уже о человеческих патологиях, как физических, так и моральных. Помимо монет, коллекционировал он в спиртовых пробирках удаленные им опухоли, вырванные зубы, окаменелости, которые собирал в окрестностях города С., по берегам реки Шаранты. Он описывал их и недавно стал зарисовывать, а это давало вдове повод надеяться, что в недалеком будущем закипит в ее типографии работа над новым дорогостоящим многотомным изданием. Она даже представляла себе, как выпишет из Парижа гравера, и как все устроит и организует, и где, как и что для этого закупит, и как предложит господину Тибо сделать титульный лист в два цвета: модный, элегантный, безупречно скомпонованный.
