О духе законов | страница 61



Когда порядок престолонаследия установлен основным законом, наследником престола является только одно лицо и у братьев его нет уже никакого действительного или кажущегося права оспаривать у него корону. Никто уже не может строить догадок по поводу воли государя или ссылаться на нее; отнимать свободу или жизнь у брата государя так же мало надобности, как и у всякого другого подданного.

Но в деспотических государствах, где братья государя являются в одно и то же время и его рабами и его соперниками, осторожность велит держать их в руках, особенно в магометанских странах, где в победе и удаче религия видит суд Божий, и где вследствие этого все государи царствуют не в силу права, а в силу факта.

В государствах, где принцы крови знают, что если они не захватят престол, то будут заключены в тюрьму или преданы смерти, стремление к власти сильнее, чем у нас, где принцы крови пользуются положением, достаточно удовлетворительным если не для честолюбия, то для более скромных желаний.

Деспотические государи всегда злоупотребляли браком. Они обыкновенно берут себе несколько жен, особенно в той части света, где деспотизм, так сказать, натурализован, т. е. в Азии. И у них такое множество детей, что ни между отцом и детьми, ни между самими детьми не может существовать никакого родственного чувства.

Царская семья походит на государство: она слишком бессильна, а ее глава слишком могуществен; она обширна, но доведена до полного ничтожества. Артаксеркс умертвил всех своих детей за то, что они составили против него заговор. Трудно, однако, поверить, чтобы 50 человек детей устроили заговор против отца, и еще менее правдоподобно, что они затеяли этот заговор потому, что их отец не пожелал уступить своей наложницы старшему сыну. Гораздо проще объяснить все это одной из интриг сералей Востока, этих мест, где притворство, злоба и хитрость царствуют в тишине под покровом непроницаемого мрака и где дряхлый государь, глупеющий с каждым днем, является первым пленником дворца.

После всего сказанного естественно возникает мысль, что человеческая природа будет постоянно возмущаться против деспотического правления; но, несмотря на любовь людей к свободе, несмотря на их ненависть к насилию, большая часть народов все же подчинилась деспотизму. И нетрудно понять, почему это произошло. Чтобы образовать умеренное правление, надо уметь комбинировать власти, регулировать их, умерять, приводить их в действие, подбавлять, так сказать, балласту одной, чтобы она могла уравновешивать другую; это такой шедевр законодательства, который редко удается выполнить случаю и который редко позволяют выполнить благоразумию. Напротив, деспотическое правление, так сказать, само бросается в глаза, оно повсюду единообразно, и так как, чтобы установить его, не нужно ничего, кроме страстей, то на это всякий пригоден.