— А мы, значит, должны будем на молодых спину гнуть. Тебе что, батрачить уже неохота? — едко спросила старуха. Старик с любопытством посмотрел на жену, словно впервые слышал ее голос, но промолчал и продолжал есть, только засопел сильнее.
— Нет, на это я так легко не пойду, — продолжала Мари. — Справлялись мы с хутором до сих пор, справимся и дальше. Да и чем вам плохо? Ведь когда-нибудь все будет ваше, других наследников у нас нет.
— Вот и я говорю Каарелю то же самое, — вставила Тийна, а старуха метнула на зятя пронзительный взгляд.
— Когда-нибудь, конечно, будет, да когда только? Каждому охота самому стать хозяином, — сказал Каарель.
— А нам неохота? Что же, по-вашему, нам сложить руки и смерти ждать? — возразила старуха.
— Зачем же смерти? Вы, старики, живите себе потихонечку да полегонечку; работайте понемножку, сколько вздумается, хлопочите по дому, — молвил Каарель.
— Думаешь, нам так хочется, чтоб нас из милости кормили? Не будет этого! Скорее от меня кто-нибудь милостыню получит, чем я из чужих рук подачку приму. Тогда и жить не стоит. Сами будем хозяйничать на хуторе. Выпадут хорошие годы — уплатим все долги. Тогда и берите себе хутор. Тогда уж не скажете, что родители вам ничего не оставили, — добавила старуха.
Каарель с Мари долго спорили еще и после ужина. Тийна молчала, а старый Юхан дремал на стуле, как будто дело его не касалось. Хотя зять, собрав все свои доводы, по-всякому доказывал старухе, что старикам жилось бы много лучше, если бы хутор перешел к молодым, — Мари не сдавалась. Каарель, однако, не терял надежды. И вот судьба протянула ему руку помощи.
После Нового года старый Юхан тяжело заболел и несколько месяцев пролежал в постели. Во время болезни правая рука у него чуть совсем не отнялась; во всяком случае, поправлялась она так медленно, что на полное выздоровление большой надежды не было.
В начале весны Каарель снова напомнил старикам о своем замысле.
— Дался тебе этот хутор, только и разговору, что о нем, — сказала старуха. — Старым людям жить на свете — прямо крест тяжкий: молодым они только помеха. Вот бы, наверное, радовались, если б старый Юхан помер.
— Мама, зачем ты так говоришь! — взмолилась Тийна. — Когда это мы желали ему смерти? Разве Каарель когда-нибудь позволял ему тяжело работать? Но что поделаешь, если болезнь нагрянула.
— А что же мне еще говорить, если у вас этот хутор вечно на языке? — отвечала старуха.
— Да я разве с дурным умыслом прошу? Я ведь добра вам желаю, хочу, чтоб вам легче жилось, — пояснил Каарель.
